Швета Соланки - Свет и тени Востока. Очерки и истории из жизни

Народ в Касабланке жил очень интернациональный: здесь уживались и дамы в черных никабах (в головных уборах, закрывающих лицо) и французские модницы, здесь можно было спросить дорогу на арабском, а получить ответ на отличном французском. По всему городу грохотала модная мелодия «Абдель Кадер» в исполнении Шеба Халеда, Фауделя и Рашида Тахи, откуда-то доносилось тихое мурлыканье Джо Дассена.

Здесь жила моя лучшая университетская подруга Зейнеб, ее брат и родители: мадам Фатма и месье Хамди. Отец Зейнеб был каким-то местным госчиновником и имел хороший доход, посему семья жила на правительственной вилле с внутренним двором и садиком в одном из престижных кварталов Касабланки. По соседству жили бизнесмены, представители местного бомонда и другая обеспеченная прослойка местного истеблишмента. Месье Хамди был вечно занят, и увидеть его дома было также сложно, как северное сияние над Парижем; мадам Фатма – добрая, спокойная и интеллигентная дама-домохозяйка – хлопотала весь день по дому и занималась семьей и детьми.

У нас был свой «девчачий мир»: нас окружали женщины и общались мы только с женщинами… Жесткое разделение по гендерному признаку было видно во всем, даже в том районе, где мы жили. Домашние посиделки, походы в кино, в парк и на пляж были исключительно в женской компании. Даже в автобусе, несмотря на наличие свободного места, мужчины не садились рядом, а стояли поодаль. Здесь не было принято разговаривать с незнакомыми мужчинами, даже смотреть им в лицо, а женщины держали дистанцию даже с соседями. Зейнеб объясняла это уважением, проявляемым мужчинами к женщинам. Дескать, дам беспокоить не принято ни словом, ни жестом.

Посему лицезрение представителей мужского мира было занятием интересным и увлекательным. Особенно меня восхищал наш сосед – месье Ахмед. Он выплывал с утра на работу на своем пежо, окутанный шлейфом французского парфюма, в дорогом костюме с золотыми запонками, в то время как я выходила на пробежку на пляж.

– Бонжур, мадмуазель, как вы?

Он был всегда элегантен, любезен, роскошен, как дорогой французский коньяк. Его супругу – мадам Амаль, молчаливую и приятную молодую женщину в платке, – мне удалось повстречать всего пару раз. Однако мать моей подруги его не любила. Она всегда вежливо здоровалась, но пару раз я слышала, как в след ему тихо говорила неприличные арабские слова.

Наши дни походили один на другой, и, казалось, ничто не может потревожить спокойствие размеренной жизни. В тот день мадам Фатма отправила нас за покупками. Увешанные с головы до ног пакетами с рынка, мы возвращались домой. Купить все по списку – это одно, а вот донести до дома – целая эпопея… Желающих помочь было всегда хоть отбавляй: «Красавицы, вас подвезти?» Каждый более или менее молодой мужчина за рулем, проезжая мимо, смачно жал клаксон, заставляя подпрыгивать от неожиданности… «Мужчина, вы куда? А, поворачивать собрались, да еще и из второго ряда», – а между тем очередной любитель произвести впечатление на девушек, лихо выехав на встречку, даже и не думая включить поворотник, со свистом проносится в нескольких сантиметрах от пакета с дынями… «Черти бесхвостые», – мы с Зейнеб весело хохочем, глядя на все эти показательные выступления.

Вот мы и у белого забора нашего дома. Ручка ворот была в чем-то испачкана. Странно. Бело-голубая резная дверь и ручка были в чем-то темно-красном, и был явственно виден отпечаток чьей-то ладони. Ощущение чего-то страшного, словно удушливый шарф, опутало шею. Я провела рукой по ручке и лизнула. Кровь. Это была кровь. Сердце бешено заколотилось. «Зейнеби, это – кровь», – говорю внезапно охрипшим голосом и толкаю дверь. Мы зашли во внутренний двор и закрыли калитку. На белых мраморных плитах дорожки были бордовые капли. Кто-то шел, истекая кровью. Мы бросили пакеты и побежали в дом. Мадам Фатма была сегодня дома одна. «Мама!» – испуганно закричала Зейнеб, и мы бросились в дом.

Мы поднялись на второй этаж. Пол и лестница были тоже испачканы кровью. С криком мы ворвались на кухню, где перед нами предстала жуткая картина. На полу сидела женщина. Она была вся залита кровью и тихо всхлипывала. Кафтан был весь в крови. Лицо… Боже… Лица просто не было. Оно было все разбито. Губы, глаза, щеки. Похоже, выбиты зубы. Окровавленные спутанные волосы. Мать Зейнеб пыталась остановить кровь, прикладывая ткань к лицу женщины. «Амаль!» – тихо сказала подруга. Мои ноги подкосились, и я сползла по стене вниз, на пол.