Иван Слонов - Наш человек за границей. Путешествия крупного коммерсанта с Никольской улицы по Европе, Азии и Америке, описанные им самим

Оформление художника Е.Ю. Шурлаповой

Взяв в Международном обществе билет 2-го класса за 138 рублей на пароход «Мавритания», отходивший 12 сентября из Ливерпуля в Нью-Йорк, я 21 августа выехал из Москвы поездом люкс в Париж, в который прибыл ровно через 55 часов. (Описывать Париж я не буду. Кто ж из нас не знает этого Нового Вавилона?) Прожив в нем весело восемь дней, я отправился далее чрез Кале и Дувр в Лондон; здесь я пробыл десять дней.

Лондон после Парижа кажется очень солидным и деловым городом; здесь и люди другие – более здоровые, серьезные и гордые сознанием собственного достоинства.

Первый раз я в Лондоне был в 1900 году, и он с тех пор нисколько не изменился. Мне лично Лондон очень нравится, – в нем много есть интересного. Описание Лондона начну с Вестминстерского аббатства. Это старинное, стильное, красивое, большое здание, где погребены великие государственные люди, над могилами которых поставлены их статуи, художественно исполненные из каррарского мрамора. Особое внимание обращают на себя статуи Гладстона и Биконсфильда (эти две различные величины поставлены почему-то рядом).

Пароход «Мавритания»

Затем мне удалось, благодаря любезности моего лондонского гида, редактора англо-русского журнала Николая Герасимовича Лебедева, достать билет на заседание палаты лордов и нижней палаты общин, которые помещаются также в Вестминстерском аббатстве. Зал заседаний палаты лордов сравнительно невелик, но красив; посредине его помещается большой длинный стол; у одной из стен стоит королевский трон; у подножия последнего находится скамья, на которой председательствует спикер, в черной мантии и белом парике, получающий жалованье в год 150 000 рублей.

Остальные три стороны зала заняты скамьями в пять рядов, обитыми красным сафьяном. На одной из скамей я заметил большое черное пятно. На мой вопрос, что это значит, мне объяснили, что один лорд запустил в другого чернильницей, которая и оставила след.

На этих скамьях восседают лорды; они держат себя во время заседания очень свободно; некоторые из них сидят в цилиндрах, другие просто полулежат на диванах и скамьях, но в общем заседание проходит прилично и спокойно.

У лордов в парламенте есть все свое, начиная с капеллы, где их крестят, венчают отпевают и так далее, и кончая отелем в 800 комнат. В том же здании находится у них роскошный клуб: в последнем, как мне сказали, в прошлом году лорды прожгли только на одном шампанском 16 миллионов рублей!

Та же самая обстановка и в нижней палате общин, где заседают представители всех сословий; простота здесь еще большая. Пресса и публика, как в верхней, так и нижней палате, помещаются на хорах, куда допускают после строгого контроля и только по именным билетам.

Женщинам вообще вход запрещен: имеют право входа на хоры исключительно только одни жены лордов и членов нижней палаты.

У ворот парламента стоят полисмены; рядом с ними я заметил нескольких женщин. Мне объяснили, что это суфражистки. Последние раздавали всем проходящим свои воззвания о равноправии мужчин и женщин. Мне показалось немного странным такое соседство.

Суфражистки выглядят настоящими мегерами. После мне несколько раз приходилось наблюдать их митинги; идет кучка суфражисток с большим знаменем, останавливается в парке или на площади; одна из них взбирается на ящик или на бочку и начинает ораторствовать о равноправии, эмансипации и прочем. Когда она охрипнет, влезает другая продолжать начатое: публика слушает и добродушно посмеивается.

Лондон в начале XX века