Евгений Переверзев - Обратная сторона океана

Стамбул – Азов – 681 миля,

Итого – 13 482 мили.

Продолжительность плавания

13 482 мили яхта должна преодолеть за 187, 25 суток при условии, что средняя скорость будет 3 узла и плавание будет длиться 24 часа в сутки.

Список продуктов

Через несколько дней Артур позвонил и сказал, что с «Гавроша» пойдёт только Виктор.

Витя был простым парнем, больше всего в жизни любившим яхты, ради них он готов был работать где угодно и кем угодно, лишь бы иметь возможность ходить под парусами. Его не поняла жена, и он с ней расстался. Осел на заводе, организовал там секцию паруса и пробил «Гаврошу» у высокого руководства. Сам работал на станке с ЧПУ и многое делал для лодки на своём станке с программным управлением. Своими руками смастерил блоки собственного изобретения, которые были практичнее стандартных заводских. Артуру позарез был нужен в команде человек, подобный Виктору с его «золотыми» руками. Входным билетом для последнего стал эксклюзивный штурвал, люк и всё те же блоки управления парусами для «Аиры». Кроме всего прочего, Витька владел секстантом, инструментом, который в своё время был единственным прибором для ориентирования в пространстве у Колумба. Этот оптико-механический агрегат, некогда созданный самим Ньютоном, за 500 лет мало чем изменился и позволял без всяких современных и дорогих GPS-навигаторов с помощью двух и более светил на небе вычислить твоё местонахождение в любой точке земного шара. Для него не нужны батарейки, и в этом было ещё одно его существенное преимущество. Витя приобрёл секстант в своё время и освоил на балконе, «сажая» им звёзды на линию горизонта долгими ночами. Каким бы этот приборчик ни казался простым, он, скажу я вам, достаточно сложен в управлении. Нужно оптикой поймать звезду, посадить её на линию горизонта встроенным подвижным зеркальцем под счёт секундомера, сделать непростые расчёты с помощью специальных таблиц. В общем, тут тебе и механика, и астрономия, и математика вместе. Но одно дело работать с секстантом на балконе, а другое – в болтанку на борту лодки в океане… Витя об этом только и мечтал. Итак, нас было четверо.

Владимир Карташов, во время перехода – боцман, астронавигатор и кок

Пятый член экипажа появился 1 апреля буквально за месяц до старта, когда основная часть работ, от которой зависел наш переход, была завершена. Были найдены деньги, их давала областная администрация, шились паруса, были куплены плот, радиостанция, карты, буй-коспас, который должен был дать сигнал на спутник в случае беды, появились спасательные куртки и комбинезоны со световыми отражателями, в которых мы были похожи на космонавтов, пиротехника и т. д. и т. п. По каждой позиции длились многодневные хлопоты в самых разных коридорах с тяжёлыми дверьми, которые совсем не спешили открываться перед авантюристами-путешественниками. Обращения, отказы, вновь обращения, убеждения, просьбы… И так – по кругу. Надо сказать, что у Артура была удивительная способность договариваться. Он, словно бульдог или ягдтерьер на охоте впивался в своего «кабана» и висел на нём, пока жертва, истекая кровью, не сдавалась. Конечно, такая «охота» выматывала. Но он, как никто другой, был устремлён к своей цели. Как-то он сказал, что если переход не состоится, то он свалит из страны.

«Я на него ставлю всё! Этот переход – смысл всей моей жизни! Ёлки-палки».

К тому времени был определён окончательный маршрут, который до этого менялся ещё раза два, и сделаны все предварительные расчёты.

Как ни странно, пятым и последним членом экипажа оказался Гена Траверсов, с которым Артур был знаком уже лет двадцать. Странность как раз и заключалась в том, что первыми в списке экипажа появились люди, совершенно не знакомые капитану яхты, а последним стал человек, хорошо его знавший и хорошо известный Важитяну.

«Я раб паруса, – как-то сказал он мне, – раб по своей воле».

Анатолий Коломойцев, во время перехода – старпом

Странное определение самого себя… Эта цитата, с большим сопротивлением проникавшая в моё сознание, стала заголовком к материалу о пятом члене экипажа. Гена Траверсов был из кубанских казаков. Производил впечатление крепкого сорокачетырёхлетнего мужика. Казаки обижаются, когда их называют мужиками. Мужик – это работник, а он – казак. Но это всё наносное. Ничего обидного в слове с корнем – муж- быть не может, в принципе – даже для казаков. Мужественный Гена с этим не спорил. Он был крепок, но не только физически, у него была харизма, был внутренний стержень. Самоуверенность выдавал и казачий прищур его голубых глаз.