Николай Балаев - Ураган «Homo Sapiens»

Внутренняя планировка избушки была типична для подобного северного жилья: справа и слева от двери нары, у самой двери печь из железной бочки. Между нарами, под крохотным, в наплывах льда окошком — стол.

Одним только жилье Петра Степановича отличалось от северных стандартов…

Лелька вошла, ахнула и зажмурилась. Стены избушки лучились, мерцали и горели калейдоскопом красок, которые в состоянии создать только природа. Желтый свет настольной керосиновой лампы трансформировался у стен и заполнял комнату лучами всех цветов и оттенков.

— Что это? — растерянно спросила она.

— А я и не предупредил, — сказал Михаил, — Открой глаза и смотри, это наша земля.

По полкам у стен были расставлены кристаллы пирита, образцы черного вольфрамита, куски обычного жильного кварца, штуфы галенита, турмалины, яркие куски сульфидных руд, друзы хрусталя. О хобби старого охотника знали все его друзья. Знали, что нет лучшего подарка для Петра Степановича, чем какой-нибудь новый камень. Основную массу собрал он сам на своем охотничьем участке и в летних отпускных маршрутах.

Лелька подошла к стене и робко взяла крупный кристалл пирита со штриховкой на гранях. Кристалл лил желтый блеск.

— Золото, да? — шепотом спросила она.

— Нет, — тоже шепнул Михаил. — Это серный колчедан: железо с серой. А у тебя, конечно, начинается золотая лихорадка? Смотри, это страшная болезнь… Да тут вроде праздник?

Он взял Лельку за плечи и повернул к столу. Стол был накрыт на две персоны. По бокам чистые тарелки, между ними в эмалированных мисках вареная оленина, жареная рыба, соленые огурцы и помидоры, капуста в брызгах масла и бутылка спирта. Стакан стоял только у одной тарелки. На желтом деревянном подносе посреди стола в потеках прозрачного жира солидно возлежал вяленый голец килограмма в четыре весом.

Братка заскочил на нары и чинно сел против тарелки, у которой отсутствовал стакан.

— Совесть-то имеешь? — покачал головой Петр Степанович. — Хозяин ведь. Гостей устрой поначалу.

Братка сконфуженно спрыгнул на пол и взвизгнул, уставившись на Лельку.

— Ой, какой умный!. — восхитилась она. — Лапочка ты моя! — Лелька обхватила пса за шею, подтолкнула назад к нарам, застеленным оленьими шкурами. — Садись, хороший, устроимся вместе.

Братка опять прыгнул на нары и сел у самой стены, за дальний край стола. Лелька, сбросив шубку, опустилась рядом. В избе было тепло, потрескивали в печи плавниковые полешки.

— Какой же у вас праздник? — спросила она.

— День рождения у Братки, — Петр Степанович достал еще две тарелки и вилки. Лелька восторженно уставилась на собаку:

— Поздравляю!

Пес протянул ей лапу. Лелька онемела от избытка чувств.

Крепким ударом Петр Степанович выбил пробку, налил стаканы.

— С приездом, значит, вас.

— Нет уж — за новорожденного, — возразила Лелька.

— И то, — согласился хозяин.

— Не ждали гостей, извиняйте, — сказал охотник. — Припас бы что полегче.

— Все чудесно! — запротестовала Лелька. — А что положить нашему юбиляру?

— Он все ест. Молодец.

Лелька положила ему и рыбу, и мясо, и огурец. Пес съел вначале огурец, потом принялся за мясо.

— А вы ко мне по делу али как?

— Завернули на огонек, — сказал Михаил. — Зимник ездил смотреть. Ольховую.

— Понимаем, — охотник одобрительно кивнул. — Я дорожников видел, тоже упредил, да и место подсказал… Еще по чарке?

— Я — пас, — сказал Михаил. — Ехать еще.

— Ох и наелась я царской рыбы, — Лелька встала. — Погуляю вокруг, посмотрю. Братка, пошли к горностаю.

— В бега, что ли, собрался? — спросил Петр Степанович, когда она вышла. — А, Михайла? Ты не удивляйся, народ ездит, вести возит.

— Собирался вроде, — Михаил вздохнул. — На материк, потолки белить по стройкам. Работка бездумная, легкая. Кистью.

Петр Степаныч достал пачку махорки, скрутил цигарку. Михаил тоже оторвал кусок газеты, закурил. Терпкий дым резанул горло, колыхнулись мерцающие стены. Давно не курил.

— Кто тебе сказал о бездумности? — спросил охотник. — Та кисть тоже в руки не дастся по-настоящему, пока не заберет душу. Али у тебя их две?

— У многих две, — сказал Михаил. — И живут припеваючи. Истина?

— Истина, — согласился охотник. — Только преходящая. А вечную ты, кажись, не уразумел еще. Вот послушай. Я родился-то на Алтае, после школы пошел к геологам, их там тьма была. Вначале рабочим, потом зачислили коллектором: начальник увидел, что тайгу и камень люблю… Хожу в поле, значит, и два и три года, и вдруг вижу — тяжко. В камень вроде влез, а душу его ухватить не могу — силенки не те. Учиться надо. Решил. А тут опять весна и поле. Вернусь, думаю, — пойду в техникум. Ан подвернулся случай. Он нас всех караулит и каждую твою слабость тут же — против.