Смыто рЕками.
Все забыто, давно перепахано,
Заросли голубые проруби,
Я одна.
Облака моих грёз сахарных,
Упакованы в чёрные короби-
Навсегда.
Вся сочится туманом
Золотая гора прошлого,
И манит в поход.
Я кричу до раскола
Людского и божьего…
Но безмолвен народ.
***
Россия тоже удивительная. Я сейчас это особенно ясно понимаю, будучи в Америке. Если говорить о девятнадцатом веке, то ни у одной страны нет такой потрясающей литературной и музыкальной традиции, как у нас. Конечно, мы очень трагичные. Я думаю, в этом мы превзошли всех в любом веке.
Я как переехала в США – сразу перестала читать. Сначала думала, это из-за того, что здесь все новое и незнакомое, и мне надо освоиться и приобщиться к этой неожиданной новизне. Я была постоянно окружена водоворотом событий и ходила на все вечеринки в нашем общежитии. Свободно читать на английском у меня ещё не получалось, а русских книг не было. Но шло время, родители прислали мне пару-тройку книг из дома. И хотя я была им безумно рада – ничто так не придаёт ощущение уюта, как книги – я ставила их на полку и уходила на встречи с друзьями.
Почему я перестала читать? Не могу с точностью ответить на этот вопрос. Думаю, когда я освоилась с моей новой реальностью и пришло время соединять два разных мира, старые методы не могли удовлетворить новые потребности. Теперь я заядлый слушатель – слушаю много и постоянно- аудиокниги, лекции знаменитый профессоров, курсы по философии и искусству, обучающие семинары и, последнее слово интернета, подкасты. Времени читать стало меньше, а слушать аудиокниги так удобно, когда ты за рулем! И глаза стали чрезвычайно уставать от постоянной читки нот в темных оркестровых ямах. Но главное, вся моя жизнь изменилась, а значит и средства потребления этой жизни должны были измениться вместе с ней.
Признаю, философские размышления требуют разгрузочную паузу. Украшает их музыка, и конечно, стихи.
Пьетро Масканьи, Cavalleria rusticana
***
Мне сегодня приснились окна
Моего родового дома,
Из надежд и мечтаний соткан
И покрытый ночною дремой.
Мне сегодня приснилась мама,
Сочинявшая сказки дюжиной.
Я большой и известной стану,
Но счастливой мне быть не сужено.
Мне сегодня приснились стены,
Каждый угол которых знаком.
Как души моей вспухшие вены —
На обоях вспухший картон.
И на утро зарей гадала,
И пускала закаты вспять…
Я сегодня странно устала.
Я сегодня одна опять.
***
Американская литература разочаровала грандиозно.
Мне думалось, что на каждого Толстого и Достоевского у них есть свой Сэлинджер и Хемингуэй. Оказалось, у них есть ТОЛЬКО Сэлинджер и Хэмингуэй. А поэзия… Правда, чтобы по-настоящему прочувствовать красоту языка на нем надо говорить абсолютно свободно. Но, боже мой, я совершенно предвзято и без малейшей застенчивости считаю, что русской поэзии нет равных на всем белом свете. Так сильно чувствовать и сопереживать я могла, только читая наших Цветаеву, Есенина, Маяковского… Мурашки по коже бегут, когда я вспоминаю строки Есенина:
«Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.»
Мне 29 лет, и я чувствую эту его боль каждый день, прожитый мной на земле. Но не так, чтобы плакать от безысходности бытия, а так, чтобы творить с чувством неизмеримого состраданиям ко всему живому. Я думаю, от этого мне и писалось так хорошо здесь, в Америке – «большое видится на расстоянии». И моя любовь ко всему русскому, родному, славянскому вылилось в стихах, написанных в первые годы иммиграции. Оказалось, моя кровь наполовину состоит из плазмы, а наполовину из сказок мамы, историй дедов и легенд прадедов.
***
Заносила-носила по́ полю,
Заиграла ветвями-трубами,
И чужому ответив во́полю
Взбила вьюга туманы руганью.
Где-то там далеко и холодно,
Где-то там завалило-за́лило…
В стороне киселя и солода
Над родными стенами зарево.
Где-то там в глубине памяти,
В широтах резеды и клевера,
На сердцах у людей наледи,
Как сложилось в народах севера.
Где-то там, где следы сла́жены,
Растворожены бабой Ягою,
Растревожены Лешим ряженным,
Все слагается песней-сагою.
Где-то там, где все чудится сказкой,
И мерещатся огоньки —
Навсегда тонкой голубоглазкой
Я осталась плести венки.
В которой случайные знакомые решают мою судьбу
Читать дальше