Александра Першина - Есть жуков и причинять добро

Перед выходом наверх жители обязательно надевали защитные очки, представлявшие собой стёкла со специальным напылением раствора пигментов жуков кошениль, защищавшим глаза от интенсивного непривычного света. В противном случае человек терял зрение на несколько часов. Да и находиться на поверхности могли далеко не все.

Этим утром мама заставила Хану показать Мие окрестный лес. Девушка ненавидела подниматься, но тяжелый, усталый взгляд матери и чувство долга перед кузиной заставили её накинуть плащ и нацепить на нос очки, а вторые вручить сестре. На недоуменный скептичный взгляд ответила:

– Как бы прискорбно для тебя это ни звучало – ты уже почти одна из нас. За пару дней глаза немного отвыкают от солнечных лучей.

Мия только закатила глаза, но не поверить осторожной сестре не могла.

Они поднялись по деревянной лестнице с -3 этажа, попутно приветствуя соседей, и оказались в лесу. От резкого запаха смол у девочек закружилась голова, ветер словно давал пощечины. Такими ощущениями всегда встречала поверхность Хану, чувство тревоги, беспокойства её не покидало. Лёгкое дуновение хлестало её по коже, а яркие лучи, казалось, звучали: вокруг стоял панический крик, прогоняющий из леса, преследовавший девочку последними цепляющимися лучами, когда дверь люка, ведущего в колодец, закрывалась. Мышцы ног сдали, задрожали, заставив Хану осесть на землю, зажмурившись и зажав уши ладонями.

Просидев так примерно полминуты, девочка услышала сначала далёкий, а постепенно всё приближающийся голос Мии:

– …вочка моя. Малышка, всё будет хорошо, всё будет хорошо, нужно просто привыкнуть, – голос кузины звучал на удивление мягко, спокойно, рука гладила плечо Ханы, еле прикасаясь.

– Вот в чём дело, – Хана предохранительно сощурила распахнутые в панике глаза. – Никогда ещё так быстро не успокаивалась.

– Идём, никогда не видела такого необычного занимательного леса, – сестра усмехнулась Хане.

Девочки поднялись, Мия приобняла Ханну, и они шаткой походкой зашагали в сторону шумящей быстрой реки. Воздух все также бил, солнце кричало откуда-то издалека, природа нагоняла тревогу своими нервирующими яркими красками, резкими движениями, однако уверенность, исходящая от кузины, заставляла двигаться вперёд.

Мельком, но очень цепко и внимательно, Хана посмотрела на сестру. В сумеречном освещении подземелья не было видно её яркой внешности: яркие, слепящие рыжие волосы, серые умные глаза, ямочки на напряженных щеках даже при отсутствии улыбки. Пытливый взгляд тянулся к выраженным чертам, хотелось долго ощупывать взглядом, привыкать. Её соседи носили белые или мышиного цвета волосы, кожа серая, обвисшая, при редком прямом свете – с голубоватым оттенком. Хотя жители города были деятельными, вдумчивыми и целый день хлопотали для улучшения и поддержания быта, глаза не светились жаждой и любопытством. Да и в глаза смотреть эти люди не любили.

Вечером Мия покинула их уютное безопасное место. Несмотря на возраставший к сестре интерес, у Ханы с плеч свалился огромный булыжник, так как возмутители спокойствия больше причиняли ей боль, нежели заставляли проявлять любопытство. Моросящий во время отъезда кузины дождь к ночи перерос в мощный ливень, влажность в их с мамой комнатке нарастала. Достаточно было провести по воздуху рукой, чтобы она стала мокрой, только что глазу ещё не были заметны подвешенные мельчайшие капли. У Берге, её мамы, усилились приступы кашля, на своей компактной кровати она лежала, опустив ноги на пол, покрытая потом и сыростью. В кровати всё смешалось: противные на ощупь простыни, крупные складки длинной юбки, мамины платки, несколько высоких подушек и крохотное, корчащееся, исходящее тихим кашлем существо.

Ком какого-то нового ощущения стоял в горле у Ханы. Отвар трав, который применяли обычно жители в таких случаях, потерял всякий эффект. Чувство собственной бесполезности не давало покоя, девочка судорожно думала: огонь можно было разжигать только в объявленное время, о котором все жители были осведомлены, соседи ничем бы не помогли маленькой семье, так как в данную минуту в половине комнаток происходило то же самое. Ещё никогда приступы не были такими сильными, и хаос в голове Ханы погнал её наверх – она открыла деревянную створку их двери с маленьким отверстием в форме сердца на уровне глаз и пролезла в общий вертикальный ход с вделанными в одну из стен стальными скобами, служащими лестницей. Порывистыми движениями, дрожащими руками с ледяными пальцами она хваталась за скобы и не заметила, как оказалась на траве. Закричав от поразивших её с огромной силой ледяных стрел, Хана закатилась обратно в колодец, чудом зацепившись за металл и не рухнув в проход, и захлопнула за собой створку колодца.