Алексей Ушаков - С парусами по жизни. Часть 2.1. Онежско-Ладожские приключения

Дни летят быстро. Уже девятое января. Сергей с Татьяной собирают вещи, а в это время приезжает дочь Антонина с мужем. Садимся все вместе пить чай, скотч-терьер Филя залез на диван и рычит, всем видом показывая новичкам, что только приехали – диван мой, потом прыгает в кресло и снова рычит.

И это мы можем!

Пока ребята не уехали, дочь успевает покататься на снегоходе до темноты. Мы провожаем ребят, а сами идем играть в настольный теннис и стрелять из пневматики по мишеням. Поздним вечером после ужина садимся смотреть фотографии летнего похода на Онегу, в который могла пойти и Антонина, но так и не собралась.

Из воспоминаний о походе на Онегу

Мы тогда готовили лодку к походу – предполагалось, что он продлится более двух месяцев. Уже почти все сменные команды дали своё согласие и вписались в мой график. Я уговорил дочь приехать на яхту и посмотреть условия – уговаривал приехать на Онегу в Петрозаводск или идти с нами из Москвы, но она посмотрела, «покрутила хвостом» и сказала, что в этот раз не пойдет:

– Опять до сентября пропадешь? Я же так надолго не могу, да и что я там делать буду, не, не интересно.

– Ты бы могла на неделю-две приехать на яхту в Петрозаводск на Онегу, а могли бы с мамой на море поехать…

– Она поедет на дачу, мы туда будем приезжать.

Яхта хорошая, но я с тобой не пойду

Еще неделю назад мне казалось, что поход не состоится. Все было против нас. На наш Клуб (РОПК/ROSC) наехала налоговая инспекция. Судя по вопросам, которые задавал нам проверяющий инспектор, молодой парень, плохо знающий законы, сразу стало понятно – кто-то «заказал» нас и слил информацию. Противостояние продолжалось довольно долго, пока не перешло в высокие кабинеты людей с погонами. Нам все же выдали положительное заключение проверки, но с условием, что мы сократим масштабы своей деятельности. Ну, хоть так. Люди старели, уходили на пенсию, в кабинеты приходили другие люди, с трудом понимающие, что и для чего было сделано и что это даёт.

А хороший мог быть матрос…

А на яхте опять не работал анемометр, барахлил лаг, никак мы не могли доделать полку и сетку для неё в кормовую каюту, ложемент солнечной батареи, а при креплении бортовых каютных сеток, в день отхода, просверлили газовый трубопровод, проходящий в коробе по левому борту. Хорошо, что все быстро среагировали, и не произошло пожара. Звонили знакомым, чтобы привезли большие паяльники, изобретали технологию ремонта. Помогать сразу пришел Леша Капустин. Доделывали все до ночи, а за пятнадцать минут до полуночи решили отходить, ведь завтра понедельник, а в понедельник и в пятницу 13-го, как известно, в плавание не выходят. Второпях при отходе с борта на пирс не спрыгнул Капустин, но тут же решено было взять его с собой до ближайшего удобного для отъезда места высадки, которым оказался Углич. Возвращаться плохая примета. Так Леха провел на борту пару прекрасных дней, а мы с удовольствием внимали рассказам известного яхтсмена.

От Углича до Шексны двое суток пришлось идти без остановок, поскольку даже наша лодка не могла найти для себя безопасного места стоянки из-за упавшего на полтора метра уровня воды. К стенке набережной Ягорбы в Череповце подходили очень осторожно, лавируя между торчащими из воды предметами. Чтобы сойти на набережную, пришлось устанавливать лестницу.

Мне вспомнился Череповец – рабочий город с дымящими трубами и сильным смогом, стоящий на Рыбинском водохранилище, который встретил нас дымкой и тополиным пухом, жаркой духотой и ощущением бабьего лета, а ведь был только конец июня.

У набережной Ягорбы

Боцман ушел в магазин. Я развалился в кокпите в ожидании его. Как-то сразу меня отпустило напряжение последних недель и стартовых дней. Полегчало. Наступила расслабленность. Тревожность последних месяцев, державшая меня на взводе и заставлявшая постоянно чем-то заниматься, придумывать, что делать и как, стала постепенно уходить. Обычно москвичам требуется три-пять дней, чтобы сбросить груз городской суеты и переключиться на другую «волну». Пришло хорошее настроение, и я удачно пошутил, когда две местные красавицы почти без ничего на себе подошли к перилам набережной, где стояла наша лодка, и спросили: