Анатолий Музис - В кого метит пуля

Последним проснулся Андрей. Он вылез из палатки, когда все уже сидели за столом. Несмотря на прохладное утро, Андрей вышел, повязав свитер на поясе. Бодро сделал несколько гимнастических движений, прогибов, совершил короткую пробежку на месте и легким пружинистым шагом сбежал к реке. Там он быстро ополоснулся студеной водой по пояс, растер кожу мохнатым полотенцем, затем натянул свитер и стал чистить зубы. Он принимал как нечто близкое, родное, органичное и солнечный воздух, и студеную воду, и поблекшую осеннюю зелень кустов, и свою молодость.

Ася постучала поварешкой о ведро, что означало: «Завтракать!»

– Бегу! – крикнул Андрей.

Ася наполняла миски и ставила их на стол. Полешкин разливал по кружкам чай.

– Опять каша… – вздохнула Светлана.

Да, последние дни пустая гречневая каша составляла основу их рациона.

Она и другим изрядно поднадоела, но Светлана вообще не ела гречку.

– А что бы тебе сейчас? – дружелюбно, но явно дразня ее, спросил Полешкин.

– Дома сейчас и картошечка, и помидорчики, и огурчики…

– И папа с мамой!

Полешкин добился своего, Светлана повернулась к нему.

– А что в том плохого?

– От картошки фигура портится.

– Мне это не грозит!

– Пока… – подчеркнул Полешкин.

Нельзя сказать, чтобы Светлана следила за своей фигурой. Она ела, что и все, спала, как и остальные, а иногда и больше, но фигура у нее оставалась на загляденье. Тонкая талия, длинные ноги, высокая шея – и все удивительно нестандартно гармонично. И Светлана никогда не упускала случая продемонстрировать, какая она стройная и изящная. То встанет в дверях палатки, так что ее фигура сливалась в одном абрисе; то сядет нога на ногу – смотрите, сколько во мне непринужденности; то изогнется, руки вбок – вот какая я гибкая. И имя ее Андрей произносил в сокращенном виде: «Ветка», что очень соответствовало ей.

Светлана

Андрей сидел рядом и неодобрительно прислушивался к шутливой перепалке между Светланой и Полешкиным. Ему не нравилось, что Полешкин отвлекает внимание Светланы. Он мог бы вмешаться, но подсознательно понимал, что капризная разборчивость Светланы сейчас не к месту.

А разговор кончился сам собой. Полешкин посмотрел на часы, сказал:

– Пора на связь…

И сразу мысли о каше, как не было. Сейчас самое важное – что скажет Прохоров? Будет борт или нет?

Нюкжин тоже проследовал в палатку. За ним пришли Андрей и Светлана.

Прохоров вышел вовремя. Он работал микрофоном.

– РЗПС!.. РЗПС!.. Здесь РСГТ! Как слышите? Прием!

Связь была повторной, Прохоров вызывал только их, что могло означать: другие партии сегодня на вертолет не претендуют.

– РСГТ!.. РСГТ!.. Здесь РЗПС! – отозвался Полешкин. – Слышу хорошо. Какие новости? Прием!

Голос Прохорова: – Далеко Иван Васильевич? Прием!

Нюкжин взял телефонную трубку.

– Добрый день, Николай Петрович. Я слушаю. Прием.

Голос Прохорова: – Здравствуйте, Иван Васильевич! День не очень добрый. Не повезло Вам. У мотора кончился ресурс. Вызываем борт из Черского. Как поняли? Прием.

Порт Черский находился далеко, в устье Колымы. Там работал другой авиаотряд, распоряжение ему могли дать только из авиационного управления в Якутске.

– Вас понял, – ответил Нюкжин. – Но у нас кончились продукты… почти кончились. Прием.

Голос Прохорова: – Сколько протяните? Может быть, организовать сброс? Прием!

– Может быть! – сказал Нюкжин. – Но лучше вытащить нас отсюда. А протянем дня два. От силы – три. Прием!

– Вас понял, – заторопился Прохоров. – Иван Васильевич! Вы уж как-нибудь! Сделаем все возможное. Если не придет борт, ждите сброс. Обязательно! У меня все. Что у Вас? Прием!

Нюкжин передал телефонную трубку Полешкину. Тот ответил:

– У нас ничего нет. Конец связи!

– Конец связи, – ответил Прохоров.

Полешкин выключил рацию.

– Вот так! – сказал он. – Продукты сбросят. Срубим избушку, баню. Перезимуем!

– Шуточки у тебя… – хмуро сказал Нюкжин. – Давай лучше посмотрим, что у нас осталось. А то и впрямь сброс придется просить.

Они прошли на кухню. Пустые мешки из-под крупы лежали аккуратной стопкой. Даже гречки, которой, казалось, нет конца, и то осталось два-три килограмма. Ящик из-под макарон пустовал. Из-под мясной тушенки – тоже.