Евгения Ерёменко - Tervist, рыбка

Вечером подруга планировала улететь в Париж, где её ждал друг. Лора не была готова мириться с имеющимися у него дурными, как оказалось, пристрастиями. Даже если его зависимости были чуть менее взрывоопасными, чем её. Поэтому их связывала только дружба, которая становилась крепче и глубже после совместного употребления алкоголя – отличного посредника при общении и неотъемлемого атрибута в жизни французского друга.

Они познакомились, как водится, в интернете. Всегда радостно от того, что сеть не знает границ и визового кодекса. Его мать, наполовину француженка, жила в Нанте. Она питалась энергией внутренних событий русской диаспоры департамента Атлантическая Луара. Оттого была ужасно худой. Жизнь в Нанте не била ключом, и публика время от времени начинала откровенно скучать.

Лора толком не знала, как друг оказался в Париже, но она умела делать выводы: по её ощущением, и, исходя из полученной от него информации, в его жизни не было никакого другого города, кроме того, где жила мать. И признаков другой женщины, кроме тощей пожилой француженки, тоже не обнаруживалось.

Он не был мигрантом, как и не страдал от чрезмерной любви к женскому полу. Этих фактов Лоре было достаточно. Она не могла найти объяснение, почему для неё был важен его статус «single». Подруга не исключала, что в один прекрасный день он бросит пить, чтобы сделать ей предложение, которое она всё-таки примет.

Своим знакомым, в том числе и мне, она всегда описывала его внешность, почему-то используя сравнения:

– Лицо у́же, чем у чехов. Скулы не такие острые, как у латвийцев. Волосы темнее, чем у австрийцев, но без медного отлива, как у англичан. Глаза серее, чем у скандинавов, но не такие узкие, как у поляков. Фигура менее спортивная, чем у шведов, но не такая коренастая, как у венгров. В зависимости от времени суток его отношение к жизни бывает то больше русским, то больше французским: по утрам ему отчаянно хочется ненавидеть жизнь и жаловаться на погоду и правительство, а ближе к вечеру – вина из лучших виноделен Франции.

Ей нравилось проводить с ним время. Он покупал для неё билеты на самолёты, всегда встречал с цветами и круассанами-полумесяцами без наполнителя. Сперва он бронировал для неё хорошие гостиницы, а затем стал предлагать останавливаться в его двухкомнатной квартире в благополучном районе Парижа, не требуя ничего взамен. Лоре нравилось разглядывать обстановку в ней – очень французскую, чуть менее минималистичную, чем скандинавская, почти такую же претенциозную, как османская. Её особенно привлекала настольная лампа в виде зайца, покрытого позолотой. Передние лапы и голову зверька скрывал глубокого зелёного цвета абажур из бархатистой тяжёлой ткани. Сверху над абажуром торчали распадающиеся в разные стороны длинные уши, а из-под него торчали задние лапки и аккуратный гладенький заячий задок. Лорин друг чокался с маленькими ягодичками, когда она больше не была в состоянии поддерживать компанию.

Часто они ходили есть луковый суп с багетом, игнорируя множество столичных музеев и ни разу не заглянули ни в один из них. Даже в Лувр. Она не хотела, чтобы Париж становился для неё тем же, чем он чаще всего является для большинства людей. В её жизни хватало туристических достопримечательностей, которые не оставляли следов даже в её впечатлительной душе.

Вечерами они выпивали по бокалу вина, вместе – не больше. Много разговаривали. За разговорами он допивал бутылку и наливал себе еще две-три порции виски. После этого быстро ретировался, если успевал, ссылаясь на усталость. Если не успевал, то засыпал в жёлтом кресле в гостиной, совмещённой с кухней, обрывая Лорину фразу храпом или невольным возгласом во сне. Утром просыпался в странной неестественной позе и испытывал боль во всём теле. Обещал себе, что с понедельника пойдет в спортивный зал. Кажется, он в самом деле думал, как и большинство людей, что все его проблемы от спины и мышечных зажимов в шее. Отчасти он был прав.

К полудню он находил в себе силы принять холодный душ. Минеральная вода без газа, которую он замораживал в силиконовых формочках и кидал в виде ледяных кубиков в горячий чай, восполняла недостаток вымытых алкоголем солей и возвращала силы. Он снова был готов выдвигаться на поиски нового места с гладкими светлыми скатертями и луковым супом в меню и разговаривать обо всём на свете.

Она надеялась, что в этот раз он принесёт к трапу букетик белых ландышей.

Наступил май, во Франции праздновали день белого цветка. Короли уже более пятисот лет назад дарили ландыши придворным дамам в честь наступления весны и в знак своего расположения. Лоре хотелось внимания, достойного придворных дам. Будучи настоящим другом, он никогда не обманывал её ожиданий. И вечером по прилёте она получила свои долгожданные ландыши и три круассана в аккуратной коробочке с эмблемой пекарни. Подруга тайно млела и внутренне ликовала, кокетливо убирая непослушные пряди с лица. Конечно, Лора сделала вид, что её недостаточно впечатлил подарок. Друг по-прежнему не ждал ничего взамен, кроме притаившейся в багаже подруги бутылки крепкого ликёра Vanna Tallinn – Лора тоже знала, как угодить хорошему, щедрому человеку. "Жгучесть, деликатная сладость, гармоничное сочетание быстрого опьянения и терпкого послевкусия", – говорил он, благодаря и имея в виду, вероятнее всего, характеристики преподнесённого подарка.