Ольга Марголина - В следующем году в Иерусалиме?

– Я очень рад, что ты позвонила. Мы сейчас ни с кем не общаемся, боимся заразиться новым вирусом. А у вас еще не объявляли изоляцию пожилых людей? Сане еще хуже, чем в твой последний приезд, она почти не ходит, за ней кроме меня ухаживает метапелет, на кресле спускаем ее на улицу и немножко гуляем. Очень будем рады, если ты приедешь.

– А с подругой Анной ты не разговаривал по телефону? Они ведь с мужем тоже живут в Беер Шеве недалеко от вас.

– Ты знаешь, у меня нет настроения с кем-либо разговаривать. Позвони им сама, узнай.

Звонок к Анне был довольно кратким. Из него я узнала, что ее муж совсем обезножел, из дома не выходит, по маленькой двухкомнатной квартирке перемещается с трудом. Она вынуждена быть рядом с ним, выходит только на час – другой в ближайшие магазины за продуктами.

– Я думала, что мы, как в прошлый раз, встретимся, погуляем по городу, может быть съездим куда-нибудь по соседству, как когда-то…

– Нет, дорогая, все в прошлом! Я если смогу выйти, то не больше чем на пару часиков. Но ты, конечно, приезжай! Ты всегда так нас взбадриваешь!

Еще один звонок к спокойной, рассудительной Маре, живущей в Кфар Сабе, не расцветил яркими красками современную жизнь моих подруг юности. Желание погулять с ними, собрать всех вместе за столом (как обычно) тихо угасало.

Оставалась жизнерадостная Римка, главный мой гид по Иерусалиму. С ней я разговаривала примерно год назад. Из этой компании она была самой технически продвинутой. Обычно мы общались по скайпу, что я и решила сделать сейчас. Римма не отозвалась ни в первый день, ни на другой. Пришлось звонить ее мужу, который жил с их дочерью в маленьком городке, окруженном арабскими поселениями. Их мы с Риммой с приключениями навещали в мой последний приезд три года назад.

– Витя, я хотела бы поговорить с твоей женой, но она не ответила на мои звонки. У вас все в порядке?

– Ольга, привет! Молодец, что позвонила. Сейчас, пожалуй, уже положение улучшилось, а было плохо…

– Ты о чем?

– Римма месяцев восемь назад перестала говорить, двигаться и узнавать кого-либо. Ее госпитализировали в нашу знаменитую больницу Хадасса, поставили диагноз лимфоденит сосудов мозга и начали усиленно лечить химией. Что тебе сказать, это были тяжелые полгода. Мы дежурили с Лялей по очереди, спали в палате… Постепенно ей становилось лучше, но пропала оперативная память. Потом Римму перевели во французский госпиталь, что находится рядом со Старым городом недалеко от Яффских ворот. Там она лежала еще несколько месяцев, и вот совсем недавно ее выписали. Теперь мы живем все вместе в поселке Кирьят Арба у Ляли.

– Господи, а я ничего не знала! Почему ты мне не сообщил? Ни разу не позвонил?

– А чем бы ты могла помочь? У нас медицина на высоте, они сделали все, что было возможно. Хочешь с ней поговорить?

– А можно? Она меня узнает?

– Олечка, я слышу твой голос! Конечно, узнаю, дорогая! Как хорошо, что ты позвонила, и я вижу тебя в скайпе!

– Римуля, я хотела к вам приехать в последний раз, со всеми попрощаться. Думаю, что больше сил и здоровья не будет. Но звоню боевым подругам и узнаю, что Санюшка плоха, и ты вот еще.

– А когда ты хотела приехать? Я буду счастлива тебя увидеть!

– Я думала на недельку в начале марта.

– Ой, это же мне подарок будет! У меня четвертого марта день рождения, ты будешь лучшим подарком! Приезжай, Олечка, я буду счастлива! Поживешь у нас, ты же знаешь, у нас большая квартира и красивый сад…

– Нет, Римуля, я если соберусь, то не больше, чем на неделю. Но к вам, конечно, заеду!

С грустным, но твердым настроением прощаться со всем и всеми, я начала собираться в путь.

Как и когда начинался мой Израиль?

– Может быть, ты все-таки не полетишь в страну, где каждый день тебя могут подстрелить?

Такой вопрос задал муж за ужином после просмотра в новостях ролика об очередном взрыве на улице Тель-Авива, куда у меня уже был взят билет.

– Все. Умерла, так умерла. И не отговаривай. Полечу. И все будет хорошо.

Я возражала медленно, но уверенно.

И полетела. Это было осенью 1992 года, не в лучшем году нашей истории. В России еще недавно тоже стреляли, шумели, волновались, встречали на улицах танки, а в продуктовых магазинах до сих пор мало что встречали из продуктов.

А почему, спрашивается, Израиль? Дело в том, что совсем недавно нашелся папин племянник, уехавший в семидесятые годы из Риги в Израиль. Его случайно обнаружила там наша хорошая знакомая, которая поехала туда в гости к своим родным. Она привезла мне письмо от его жены Эллы, из которого я узнала, что Соломон, известный в Латвии и в Израиле человек, узник ГУЛАГа и «узник Сиона», последнее время тяжело болел и только что скончался… Я выразила свои соболезнования, у нас завязалась переписка.