Ольга Матвеева: В следующей жизни

В следующей жизни.

Стамбул. Такси.

Ночной Стамбул похож на футуристические фантазии кинематографистов. Особенно когда смотришь на него без очков. Забыла, как обычно. Так бывает, когда носишь очки лишь от случая к случаю. Хаотическое нагромождение огней, парящее, будто бы в пустоте. На самом деле – на холмах. Она знала. Она видела эти холмы при свете дня. Несколько лет назад. Тоже не вполне отчетливо, потому что тогда тоже забыла очки. Но все же, холмы она видела. И знала теперь, что огни вовсе не парят. Они прочно стоят на ногах, если так можно сказать об огнях. Огни – это уличные фонари, которые крепятся на столбах. А столбы накрепко врыты в землю. Огни – это свет в окнах домов. У домов есть фундаменты, надежно вросшие в землю. Это, в некотором роде, корни. Да – эти огни не парят. Это она, Алина, парит. От города к городу. От страны к стране. Поскольку ее ничто нигде не держит.

Такси медленно продирается сквозь пробки. Радио поет турецкие песни. Таксист подпевает. Алине хочется попросить их заткнуться. Обоих. И радио, и таксиста. Но ей неловко. Да и не понятно, на каком языке к нему обращаться: он не знает русского, она не знает турецкого. И они оба не знают английского. Алине даже нравится собственное незнание английского. Приходится, конечно, терпеть некоторые неудобства вроде этого вот хорового пения, но зато ее международная немота оборачивается занятными бытовыми приключениями, описания которых на русском языке Алину и кормят. Иногда ей кажется, что ей просто невероятно повезло: больше всего на свете ей нравится путешествовать и писать рассказы о путешествиях, и вот она путешествует и пишет рассказы о путешествиях, и за это ей еще и деньги платят. Многие ей завидуют. Да она и сама себе иногда завидует. Только вот…

Только вот в этот день в такси, медленно продиравшемся сквозь пробки из аэропорта в дешевый, маленький отель в районе Таксим, под протяжные турецкие песни, Алина не чувствовала себя ни везучей, ни тем более счастливой. В голове у нее кружилась чужая фраза, являющаяся национальным культурным кодом. Она настолько затаскана, что стала банальностью. Но она справедлива. Именно поэтому она и стала культурным кодом. Алина размышляла об охоте к перемене мест. Она думала о том, что путешествия будто бы стали ее жизнью. Но на самом деле путешествия заменили ей жизнь. Она бежит от себя. Хотя это невозможно. Она знает это. Вот и сейчас она сама себя догнала. По щекам поползли приторные слезы жалости к себе. Ее никто нигде не ждет. Никто не ждет в месте, которое она считает своим домом. Никто не ждет в маленьком отеле в районе Таксим.

Такси останавливается. Таксист что-то говорит на своем непонятном турецком. Похоже, приехали. Алина открывает свой рюкзак, находит кошелек, отсчитывает лиры, передает их таксисту и в этот миг… Она никогда не сможет это описать словами. Очевидно, именно это называют ясновидением. Она вдруг увидела… Увидела, но не глазами. Она никогда не сможет сказать, чем она это увидела. Но она увидела единственного человека, которого она любила. Он лежал на больничной койке. Бледный. И не живой. Алина застыла с лирами в руке. Таксист что-то говорит. Она очнулась. На секунду зажмурилась. Открыла глаза. Потрясла головой, отгоняя видение. Такси, таксист, Таксим… Стамбул. Да. Нет, этого не может быть! Просто не может быть. Это глупая фантазия. Ничего больше. Алина отдает деньги таксисту, хватает свой рюкзак и неловко выскальзывает в шумную стамбульскую ночь. Навстречу приключениям. Они обязательно будут. Ведь именно они составляют смысл ее жизни. Другого нет. Она искала… Как многие. Но…

В пустоте.

Слово «пустота», в общем-то, ничего для него не значило. Он иногда говорил, как и все: пустой звук, пустота в душе, природа не терпит пустоты и прочую ерунду в том же духе, не задумываясь над смыслом этих выражений. Однажды одна из его подружек как-то слишком уныло, протяжно и долго стенала по поводу пустоты их отношений. А ему хотелось побыстрее закончить этот бессмысленный, тягостный разговор. Он не любил выяснять отношения. Как и любой нормальный мужик. Да и подружка ему на тот момент порядком уже надоела и даже без этих бесед о пустоте отношений была ему не интересна. А уж с ними то… совсем не выносима. Он тогда сказал ей: «Что такое пустота? Это отсутствие чего бы то ни было во времени и пространстве. В том числе и разговоров. Если разговор есть, значит, это уже не пустота. Поэтому слова твои, как минимум, нелогичны». Она тогда заявила, что он слишком жесток. И расплакалась. Через месяц он сбежал от той своей подружки. Но жестоким себя при этом, конечно, не чувствовал. Просто в их отношениях, действительно, наступила пустота. Хотя, правильнее было бы назвать это безразличием. С его стороны. Она-то долго потом страдала. Тогда он дал определение пустоты, и тут же о нем забыл. Расплывчатое определение. Да и были ли у него поводы всерьез задуматься о пустоте? Не было. Потому что пустота – химера. Ее не бывает. Время и пространство вечно чем-то заполнены. Собственно, и время, и пространство тоже не укладываются в понятие пустоты.