Александр Полещук - «Вокруг света» и другие истории

Самым крупным промышленным предприятием в Петухово – градообразующим, как говорят сейчас, был завод железнодорожного оборудования (литейно-механический), где работало в лучшие годы около трёх тысяч горожан. Мне нравилось заходить в его шумные цеха, наблюдать за слаженными действиями рабочих. Познакомился со специалистами заводских служб, начальниками цехов, освоил производственную и экономическую терминологию. Писал о передовиках и рационализаторах производства, о внедрении новой техники и освоении новой продукции. Со временем отважился и на критические материалы.

В поисках стиля я пытался освежить унылое однообразие своих публикаций: уснащал их лирическими зачинами, высказываниями известных людей или метафорическими концовками. Искусственные украшения, даже если они и не выбрасывались редактором, первыми попадали под сокращение, когда заметка не укладывалась в отведённую ей на полосе площадь, волоча за собою хвост . Хвост надлежало рубить или втягивать , потому что, как говаривал Буров, газета не резиновая. С тех пор я твёрдо усвоил, что текстов, которые невозможно сократить, не существует в принципе; мой вывод подтверждает и мировая практика дайджестирования и адаптирования чего угодно, вплоть до Библии.

Свои публикации я посылал на факультет в качестве курсовых работ по теории и практике печати; они возвращались с отзывом преподавателя, краткими комментариями и вопросительными знаками по тексту. Цитировать свои заметки и репортажи не решаюсь. Разве что приведу характерные образчики газетной лексики тех лет: встали на предпраздничную вахту, принято развёрнутое постановление, живые родники инициативы, трудовые подарки Первомаю, конкретные меры по устранению недостатков, распространение передового опыта . Использование в газете так называемых штампов считалось проявлением дурного вкуса, я старался их избегать, однако текучка неумолимо подсказывала привычные словесные обороты для описания привычных сюжетов.

Сейчас-то я понимаю, что штампы играют и позитивную роль – служат метками стабильности бытия. Скользя взглядом по знакомым словосочетаниям, читатель убеждается, что общественно-политическая система функционирует без помех. Как только в 90-е годы она сломалась, журналисты отправили прежний словесный инвентарь в утиль и принялись усердно накапливать лексикон новой эпохи, щедро обогащая его англицизмами. Так появились оптимизация, креативный менеджер, пиарить, вызовы времени, пиратский контент, коррупционная составляющая, харизма, гламур, дресс-код, высшие эшелоны власти, утрата идентичности, правящая элита, шопинг, секс-символ, рубить бабло, в тренде, в формате, в шоке, в шоколаде…

Время от времени слышатся призывы ревнителей чистоты русского языка чуть ли не к государственному противодействию иноязычным заимствованиям, вытесняющим из употребления русские эквиваленты. Подобные проекты возникали у нас на протяжении двух последних веков. Создавались комиссии и комитеты, разыгрывались баталии на страницах журналов и газет, изобретались «исконно русские» слова, из которых лишь немногие прижились. Писатель Николай Лесков вводил в свои тексты выразительные новообразования: гувернянька, мелкоскоп, клеветон, студинг, нимфозория, но то были всего лишь остроумные художественно-лингвистические эксперименты.

Стихия языка распоряжается чужими словами без подсказок: либо отталкивает их, либо перенимает, либо – что чаще всего – перемалывает на русский лад, подчиняет действующим правилам грамматики и произношения, прививает новые значения и смыслы, и чужаки естественным образом встраиваются в родную речь. Образованная социальная группа, которая считается распространительницей прогрессивных идей и носителем общественной совести, издавна называется у нас интеллигенцией – словом с латинским корнем, но мы гордимся тем, что оно ушло обратно на Запад как слово русское. Так что посмотрим лет этак через двадцать-тридцать, что станет с сегодняшним «новоязом».

Мои производственные корреспонденции и репортажи приобрели новые краски, когда на заводе и других предприятиях города появились отдельные рабочие и целые коллективы, которые боролись за звание ударников и бригад коммунистического труда. Пристрастный и просто объективный взгляд обнаружит в самом термине «движение за коммунистический труд» несомненную натяжку. Коммунистический труд, как понимал его Ленин, есть «труд, даваемый без расчёта на вознаграждение, без условия о вознаграждении, труд по привычке трудиться на общую пользу и по сознательному (перешедшему в привычку) отношению к необходимости труда на общую пользу, труд как потребность здорового организма». Ничего похожего на отношения советского рабочего с социалистическим предприятием в таком определении не содержится. Но на это несоответствие закрывали глаза, потому что смысл движения состоял вовсе не в насаждении добровольного труда, а в повышении его производительности и массовом воспитании разведчиков будущего – людей, которые добросовестно и творчески работают, заботятся об общественном благе, соблюдают нормы советской морали, повышают идейный, образовательный и культурный уровень.