Я привык к тому, что ОН есть, и такая простая мысль, что ЕГО может и не быть, что ОН, как и все люди, смертен, не приходила в голову.
Отчётливо помню то утро, когда, проснувшись, услышал от матери: «Сталин умер». Радио всё время повторяло правительственное сообщение, играла траурная музыка. Не зная, что сказать, я стал молча собираться в школу.
По случаю смерти вождя в школе состоялась траурная линейка. В день похорон в назначенное время долго и тревожно завывали гудки.
Летом, приехав в Москву, мы с матерью отстояли длиннющую очередь, чтобы попасть в Мавзолей, на фронтоне которого сияли золотом два имени: ЛЕНИН СТАЛИН.
А через три года на школьном комсомольском собрании директор школы Дмитрий Афанасьевич Рябов пересказал нам доклад Хрущёва «О культе личности и его последствиях». К тому времени высокопарные эпитеты, всегда сопровождавшие имя Сталина, незаметно сошли на нет, но его портреты и цитаты по-прежнему присутствовали в учебниках.
Прошло ещё шесть лет, и Сталина тайно удалили из Мавзолея и похоронили рядом в землю. Культ кончился, Сталин как будто ушёл в историю. Однако его личность и дела продолжают будоражить умы и возбуждать страстные споры даже в XXI веке…
Говорят, что советская школа вколачивала в головы учащихся истины в последней инстанции. Но ведь базовое образование и должно опираться именно на основополагающие законы природы, на выводы науки и принятые в обществе нормы и ценности. Ведь никому не приходит в голову вводить варианты написания русских слов на том основании, что существует намеренно искажённый язык, используемый нашими молодыми современниками в социальных сетях.
Советское государство действительно задавало всем школам, независимо от места их нахождения, стандарт обучения: одинаковые программы, одинаковые методики, одинаковые учебники. Считать ли это проявлением коммунистического тоталитаризма и насаждением единомыслия? А может быть, таков один из демократических принципов подлинно народного образования: дать всем без исключения учащимся определённый комплекс знаний и шанс получить высшее или среднее специальное образование?
Теоретически все советские школьники могли поступить в вуз, выдержав экзамены и пройдя конкурс знаний, а не аттестатов. Но между теоретической возможностью и практическим результатом существовала дистанция огромного размера , как выражался полковник Скалозуб. Разными были школьники по своим интеллектуальным способностям, разными были и учителя по степени владения материалом и умению его преподать. Существенно различалось общее развитие школьников в крупных городах и в провинции. Школьнику из провинции требовалось значительно больше волевых усилий, труда и обыкновенной удачи, чтобы на равных конкурировать на вступительных экзаменах со своими сверстниками из областного центра, тем более с москвичами и ленинградцами. А ведь ещё надо было предусмотреть в скудном семейном бюджете расходы на абитуриента и будущего студента, и это препятствие часто оказывалось непреодолимым. Из двадцати с лишним выпускников нашего 10 «А» вряд ли больше пяти получили высшее образование. Примерно так же, по-моему, обстояло дело в параллельных классах.
В 1958 году, когда я получил аттестат зрелости, в обществе, в том числе и в молодёжной среде, утвердилось устойчивое мнение о первостепенной значимости и престижности специальностей, связанных с инженерией и естественными науками. Поэт Борис Слуцкий даже вывел поэтическую формулу:
Что-то физики в почёте.
Что-то лирики в загоне.
Дело не в сухом расчёте,
дело в мировом законе.
Распространению романтических представлений о могуществе человеческого разума и точного знания, несомненно, способствовали впечатляющие достижения науки и техники. Считалось очевидным, что юноши должны поступать в какой-нибудь институт технического профиля, а девушки – в педагогический или медицинский. Не избежал общего поветрия и я, решив избрать своей будущей специальностью радиотехнику.
Правда¸ литература влекла меня не меньше. Моё детское увлечение книгами переросло в юности в настоящее пристрастие (сладость уединённого чтения испытываю до сих пор). Но «четвёрка» по русскому языку и литературе – единственная в заполненном «пятёрками» аттестате – показалась мне весомым аргументом. Получив серебряную медаль, я стал готовиться к вступительным экзаменам на радиотехнический факультет Уральского политехнического института (УПИ) в Свердловске. Конкурс в тот год был больше десяти абитуриентов на одно место, и мне не хватило одного балла до проходного (с 1958 года отменили преимущества для медалистов).
Читать дальше