Я беру в руки микрофончик. Мой босс играет роль интервьюируемого. Одевает пиджак, степенно приветствует невидимых партнёров и говорит по-английски им: «да, должно быть недолго, да, через пять минут совещание. Кому-то пожимает руки…». – и воображением я полностью уношусь в завтра, в мир красных ковровых дорожек…
Алехандро несколько раз глубоко вздохнул и выдохнул, в промежутках прикладывая фотокамеру к глазу, и, наконец, отложил камеру. Он только что закончил своё кунфу-фотографирование. Он мыслит о фотографировании глубже, чем другие встреченные мною люди, он сравнивает это со стрельбой, название кунг-фу он дал из-за специфики дыхания, которую он использует: «Вдыхаешь глубоко, задерживаешь дыхание – стреляешь. Выпускаешь воздух».
– Знаешь ли ты, что иногда внутрь номера китайцы помещают скрытую камеру? – сказал вдруг Алехандро.
Он резко встал и подошёл к телевизору.
– Часто вот здесь. Нам понадобится выключить свет.
Щёлкает выключатель, в погрузившейся в мрак комнате я чувствую кожей энергичного пятидесятилетнего бразильца.
– Свет от скрытой камеры глазу не заметен, – страшно шепчет он, невидимо перемещаясь по комнате. – А вот камера твоего телефона может его распознать. И если ты видишь на дисплее красную точку, когда как твои глаза видят там только черноту…
Вспыхивает дисплей его телефона, становится жутко. Алехандро водит камерой по телевизору и углам, я с возрастающим напряжением жду появления маленькой красной точки, как слуги дьявола, в моём воображении эта точка становится чем-то бОльшим, чем секретной камерой. Кто следит за нами, с какими целями? Мурашки бегут по коже.
И вдруг я больше не чувствую себя в Китае. Я в загадочной дикой Бразилии, населённой призраками и богами, в которых веками верили местные и которые потому ожили, и могут действительно что-то сделать с тобой. А под защитой я, только пока со мной есть местный проводник, который вырос среди этого… И под защитой только пока он наводит камеру на что-то за твоей спиной… Пока ты не обернулся, и не встретился с этим чем-то глазами…
Секунды бегут, темнота движется, бежит от слабого света экрана, шея затекла от того, что страшно хочется обернуться.
– Знаешь, когда я был моложе, я сыграл с одним слепым мальчиком в игру… – раздался вдруг тихий полушёпот из темноты. – Он был слепой, но мог различать тени. Я выключил свет, и взял в руки свечу. «Веришь ли ты в дьявола?». – спросил я. Он был умным образованным мальчиком и ответил, что нет. «Тогда, если ты не веришь в его – позови. Позови его! И мы посмотрим, придёт ли он». – сказал я ему. И знаешь что? Несмотря на свои рассуждения о науке, на своё отрицание дьявола, он испугался. Он испугался, а значит где-то глубоко внутри он знает, что дьявол есть…
Что-то дьявольское проглянуло на почти скрытом во мраке лице бразильца.
– А ты, веришь ли ты в дьявола?.. – испытующе продолжает шёпот.
И при этом шелесте незримые духи зловеще тянутся ко мне из тёмных и страшных углов, свечка чадит и вот-вот потухнет, некуда бежать, слепые глаза не видят…
Раздаётся щелчок и загорается свет. Я оказываюсь снова в Китае, в просторном белом номере на границе с Макао. Но за окном шевелятся острые кривые ветви деревьев, а в углу всё ещё прячется невидимая глазу и ненайденная камерой красная точка. Бразилец пересекает комнату, за ним тянутся мрачным тёмным шлейфом его длинные и чёрные, с лёгкой проседью, волосы.
– Предлагаю сходить поесть. Ты будешь рис или лапшу? – как ни в чём не бывало спрашивает он, и накидывает пиджак.
На улице царит поздний вечер. Жёлтые неяркие фонари горят очень уютно, близость моря и ночь придают воздуху особый приятный вкус. Дорогу во все стороны пересекают китайцы. Переулок, тупичок, китайские дешёвые ресторанчики и тяжёлый шлейф перца в воздухе, от которого тянет безостановочно кашлять.
Я иду за бразильцем следом и думаю о том, что путешествие совершается не ногами и с рюкзаком на плечах. Оно совершается, когда ты общаешься с людьми, и гораздо глубже, чем когда ты просто смотришь на страну. С этим человеком я больше не в Китае. Я учу испанский, путешествую по джунглям и расту в стране, как ребёнок впитывая это особое мировоззрение и темперамент. Я в бразильском Китае. И этот Китай никогда больше не повторится, и нигде в мире не найти ничего похожего на это.
В темноте трещат цикады, напоминая, что высокотехнологичный Китай – это всё-таки Азия. Кое-где выглянет алтарь для бога, кое-где запахнет свечками… Кажется, что темнота – живая, что вокруг происходит что-то мистическое. В каждом человеке, по всему миру, живут свои поверья, свои собственные духи, которые от этой уникальности ничуть не становятся менее реальны.
Читать дальше