Владимир Полозов - Глухово 2022. Иммерсивный гид и краеведческо-туристическая игра

Интерьер маленькой комнаты периода моей «первой семилетки» помню лучше, поскольку в своей основе он оставался неизменным. Почти всю короткую сторону рядом с дверью занимал огромный старинный гардероб. Рядом с окном стояла большая кровать. Напротив – овальный стол с драконье-львиными лапами, скрытыми скатертью. На этих лапах я прятался от мамы, пытавшейся вернуть меня на место экзекуции – в угол. Овальным столом бабушка очень дорожила. Он достался ей от родителей первого мужа в качестве свадебного подарка. Бабушка мечтала, чтобы подарили рояль. Но свекровь оказалась женщиной практичной и подарила вещь нужную. Были ещё в разное время диван, комод, буфет. Свободного места оставалось немного, но деду и бабушке хватало.

Меня больше привлекала не мебель, а то, что в ней таилось в укромных местах. Особенно интересными были вещи деда, которые мне строжайше запрещалось трогать и разрешалось только смотреть. Например, красивые охотничьи ружья и ножи, патронташ с патронами, секундомеры, трофейные опасные бритвы. Нравилось смотреть как дед их точил на ремне, кисточкой взбивал пену в стаканчике а потом ловко и чисто брил бороду.

В буфете была разная старорежимная посуда, из которой помню большую супницу, пиалу деда Кости и бокал деда Бори. Из пиалы, привезённой дедом Костей из Средней Азии я любил пить чай с дедом Борей. Мне в пиалу и себе в бокал он добавлял лимонную кислоту так, что мы пили чай как-бы с лимоном.

На охоту дед Боря уже не ходил. Иногда ездил на бойню, откуда привозил свежую требуху, из которой готовил «настоящую охотничью закуску». Несмотря на возражения бабушки и мамы, я разделял с ним трапезу и уплетал за обе щёки.

Коронным блюдом деда Бори были макароны густо посыпанные тёртым зелёным сыром. Мне казалось, что трудно найти еду вкусней. Конкуренцию мог составить только черный хлеб с солью, подсолнечным маслом, чесноком и луком. Дед любил ещё хлеб с горчицей, но мне не давал несмотря на просьбы. Однажды не выдержав приставаний внука, намазал горчицей мне язык. Орал я громко. Но горчицы больше не просил.

Готовкой в основном занималась бабушка, но её блюда мне казались слишком обычными и мало интересными: суп, щи, окрошка, каша, рыба под маринадом, тушеный кролик, жареные грибы, всевозможные соленья. В качестве перекуса, бабушка предлагала калорийную булочку с маслом и какао на молоке. А в качестве истязания – столовую ложку ненавистного рыбьего жира. До сих пор вспоминаю его с отвращением. Лучше бы дали черный хлеб с горчицей.

Главной достопримечательностью маленькой комнаты был большой длинный железный балкон за окном. Такой же балкон был на третьем этаже. С торца, балконы соединяла железная лестница, уходящая вниз под землю, а вверх на крышу. Такую систему называли «голодарейка» и предназначалась она для эвакуации жильцов при пожаре. Кроме того, лестница выполняла функцию громоотвода. По уверениям деда, с такой системой нам не страшны ни молнии, ни пожары. Даже пожарную машину вызывать не надо: пожарные прямо из гаража протянут шланг, залезут по лестнице и всё мгновенно потушат. Мне нравилась такая защищенность нашего жилища. Но это было не всё.

Дед рассказывал, что после войны он почти два года был военным комендантом в маленьком немецком городке, в котором балконы украшали ящики с цветами. Дед сделал вдоль нашего балкона ящики, натаскал земли, а бабушка каждый год высаживала в них цветы по своему вкусу. Из того, что было доступно в то время: маргаритки, настурции, вьюнки, душистый табак и горошек. Из экзотики помню странные растения, которые называли «китайской розой». Летом бабушка выставляла на балкон комнатные фикус и герань. Получался уютный садик, защищенный со стороны переулка липовыми деревьями, а по бокам кустами сирени и жасмина, растущими рядом с домом.

Дед сделал мне скамейку и столик, стелил летом большое одеяло и я проводил там большую часть времени рисуя, читая или играя. А дед в комнате сидел на кровати и развлекал меня рассказами.

Маму и отца плохо помню в дошкольном возрасте, только по фотографиям. Судя по ним, сначала мы жили на Первомайке у родителей отца – бабы Симы и деда Коли. В апреле 1958 года родители развелись и я стал жить на Аптечном переулке с бабой Шурой и дедом Борей. В 1959 году мама закончила Московский областной пединститут и уехала по распределению на Алтай, в город Пуштулим. Бабушка работала на ниточной фабрике и хлопотала по хозяйству. Меня отдали сначала в ясли, потом в детский сад, а дома со мной в основном занимался дед. Помню, как учил новым словам, называя маму «ненаглядной», а отца «ненавистным». Видимо, находился под впечатлением развода. Но я одинаково любил обоих, про развод ничего не знал и долгое время считал оба прилагательных синонимами слов «дорогие, любимые».