Наследие Морозовых для города и истории
К началу Первой Мировой войны Богородско-Глуховская мануфактура была модернизированным, энергонезависимым и процветающим предприятием. Возникли планы постройки железной дороги, соединяющей Богородск и Глухово с Северной железной дорогой. Военные заказы обеспечивали солидную прибыль и после войны у компании были все шансы реализовать амбициозные планы. Революция помешала им осуществиться. Март 1917-го года стал роковым для мануфактуры. 2-го марта пришла весть о свержении самодержавия. 21-го марта ввели 8-часовой рабочий день, а 24 марта Арсений Иванович Морозов остановил работу Богородско-Глуховской мануфактуры, завершив 70-летний период её истории.
В самый разгар гражданской войны, 1 марта 1920 года делегация Глуховских рабочих обратилась к Ленину с просьбой помочь восстановить производство. Просьбу удовлетворили. В благодарность, рабочие решили переименовать предприятие в «Глуховский хлопчатобумажный комбинат имени Ленина», а на площади воздвигнуть монумент Ленина. В день открытия узнали о смерти Ильича. Так монумент стал первым в мире памятником Ленину.
То, что Ленин помог глуховчанам запустить фабрики не удивляет. Глуховские фабрики были самые передовые в стране, оборудование самое современное, люди обученные, запчастей не требовалось и для восстановления производства было достаточно организовать бесперебойное снабжение хлопком. С этим вполне мог справиться бывший рабочий Глуховки, ставший в большевистском правительстве Председателем Главного хлопкового комитета – Виктор Павлович Ногин. Его имя носит Богородск с 1930 года. По ходатайству Ногина, финансовое управление Главтекстиля возглавил сын бывшего фабриканта – Сергей Арсеньевич Морозов. Так что, восстановлением работы фабрик по всей стране занимался он.
Умерли сын с отцом в одном году, в 1932. Но в разных местах и обстоятельствах. Отец – в доме рядом с Захарьинским храмом. Сын – в Сиблаге. Николай Давыдович и Петр Арсеньевич умерли в эмиграции. Наследником Богородско-Глуховской мануфактуры стал Глуховский хлопчатобумажный комбинат. В середине 70-х, в период наивысшего развития комбината, в его структуре было 10 фабрик на которых работало 18 с половиной тысяч человек. Это был флагман отечественной текстильной промышленности страны…
Перестройка не пощадила гиганта. В 1990-е Глуховский комбинат преобразовали сначала в концерн «Глуховотекс», а затем в ОАО «Глуховский текстиль». С 1991 года численность работников сокращалась и в середине 90-х годов составляла 6 тысяч человек. В 2000 году предприятие признано банкротом…
А 16 октября 2017 года в восстановленном доме Арсения Ивановича Морозова в Глуховском парке открылся музей. Но это уже другая история.
Глуховская Сага. Увиденное (1956—1972)
Детские воспоминания отрывочны и перепутаны. Требуется немало усилий чтобы выстроить их хотя бы приблизительно в хронологическом порядке. Все они связаны со множеством близких людей, отношения между которыми я представлял довольно смутно. Ориентировался на то, как к ним обращался. Помимо мамы и отца, это были бабы и деды, дяди и тёти, соседи и знакомые…
В памяти сохранились их зрительные образы в соединении именно с формой обращения, которая никак не определяла степень родства. Самые яркие воспоминания дошкольного детства связаны с дедом Борей, с которым не было генетического родства. А родного деда Костю, погибшего в 1941 помню только по фотопортрету. Но именно на него, вероятно, похож многими чертами характера. Во всяком случае, так считала его родная сестра, которую я называл баба Капа.
В именах и формах обращения я в детстве не путался. Путался в фамилиях. Мне даже казалось, что у людей только одно имя и множество разных фамилий. У нас в семье я был Полозов, баба Шура – Детинова, деда Боря – Бахуленков, а прабабушка и прадедушка, чьи могилы посещали на Пасху – Ксенофонтовы. Похожая ситуация была и в других семьях: Детиновы, Ксенофонтовы, Полозовы, Чили, Лётовы, Латрыгины, Колёсины, Журжевы, Потаповы, Стасины, Истомины… Мне казалось, что невозможно запомнить кто есть кто.
Ещё одна особенность первых зрительных воспоминаний – они неразрывно связаны с местом. И в первую очередь, с фабричным поселком Глухово, входящим в городскую черту подмосковного Ногинска.
В малолетстве Глухово мне представлялось почти центром Вселенной. Особенно Центральная Глуховская площадь, на которой круглосуточно кипела жизнь: шёл народ со смены и на смену, бурлила торговля, звенели трамваи, гудели автобусы и поездочки узкоколейки. Самым главным местом на площади был ленинский сквер с первым в мире памятником Ленину. А совсем рядом, за зданиями управления комбината и пожарной охраны, в тихом Аптечном переулке (тогда назывался Красная слобода, как и окрестные улицы) стоял наш дом. Когда я родился, адрес был такой: Ногинск, Глухово, Красная слобода, дом 183, квартира 15. Но вскоре улицы и переулки получили индивидуальные названия и дед меня заставил вызубрить новый адрес: Глухово, Аптечный переулок, дом 6 квартира 15. Конечно, если быть точным, то на свет я появился не здесь, а в Глуховском родильном доме. И если судить по фотографиям 1956—1957 годов, первый год жизни провёл в доме родителей отца на Первомайке (по тогдашнему адресу Ногинск, Глухово, Первомайская слобода, дом 350). Но поскольку зрительных воспоминаний того периода почти не осталось, родным домом всегда считал дом на Аптечном.
Читать дальше