Георг Даль - В краю мангров

Объясняется это очень просто. Здешние дебри — сплошной очаг особого вида желтой лихорадки, переносимой дневными комарами. Бациллоносителями служат, видимо, один или несколько видов обезьян, которые сами обладают иммунитетом: паукообразные, ревуны, саймири, капуцины, Callicebus. Только потешные ночные обезьянки Aotus восприимчивы к инфекции.

День они проводят высоко на дереве, обычно в дупле, куда комары не добираются. Но если поймать ночную обезьянку и держать ее в лагере, она недели через две умрет от болезни, которая по всем признакам отвечает Желтой лихорадке у человека.

Это давно известно, да мы и сами видели подобные примеры во время экспедиции. Нам-то, конечно, сделали прививки.

На следующий же день по прибытии мы отправились на моторной лодке вверх по реке искать место для базы. Облюбовав уступ в пятидесяти шагах от берега, мы начали строить хижины. Сразу за лагерем вздымались кручи Кордильеры Макарены. Ручей обеспечивал нас чистой водой.

Стены обрывов изобиловали пещерами и карнизами. Некий исчезнувший народ оставил на камне множество рисунков и символов. Большинство изображений было выполнено красной краской, остальные — черной.

Что это за народ, установить нельзя. Сборщики каучука, миссионеры, торговцы и прочие эксплуататоры начисто искоренили местную культуру. Ни тинигуа, ни гуаяверы, ни пуинаве, ни пиапоко не могли нам ничего сказать о наскальных изображениях. Может быть, не хотели?..

Вслед за нами из Боготы прибыл некий благочестивый «этнограф», чтобы изучить роспись и выяснить ее происхождение. Фред, нижеподписавшийся и еще несколько еретиков надеялись, что он откроет следы пропавших колен Израиля. Но «этнограф» не оправдал наших надежд; впрочем, в газетах Боготы он сообщил, что наряду с древними индейскими зарисовками черепах, оленей и прочей съедобной фауны им найдены какие-то непонятные закорючки, а также древнееврейские и китайские письмена!

Еще выше по реке на скалах у порога мы увидели высеченные изображения; преобладали фигуры животных.

А как же наша работа? Нам, точнее, кое-кому из нас не терпелось начать сбор материала и наблюдения. К сожалению, сперва нужно было завершить организационную часть.

Когда два десятка ученых собираются в экспедицию в почти необитаемые края, казалось бы, естественно послать вперед людей, чтобы они подготовили базовый лагерь, раздобыли лодки, наладили снабжение продовольствием и так далее. Мы с Фредом, исходя из пятнадцатилетнего опыта работы в девственных лесах, требовали, чтобы так и было. Но что могут сделать двое против целого взвода кабинетных ученых, твердящих, что все это лишние расходы?

И вот теперь мы теряли драгоценное время. Засуха начинается в этих местах в конце декабря и длится до второй половины марта, потом реки разливаются от бурных ливней, и исследование, тем более рыб, становится невозможным.

Трудности существуют для того, чтобы их преодолевать. Потратив несколько дней, я подобрал себе помощника, нанял пирогу и купил у индейцев фариньи. Фаринья напоминает муку крупного помола, делают ее из высушенных корней юка брава, — ядовитого маниока. Я запасся также солью, сахаром, кофе и бульонными кубиками; это далось мне ценой долгих переговоров с руководством экспедиции. Рыболовная снасть, дробовик и боеприпасы у меня были свои.

И вот мы — мой помощник Энрике и я — садимся в пирогу. Главное — уехать подальше от лагеря и начать работу.

Сперва мы шли на веслах, не слишком утомляясь, но вскоре попали в стремнину, и пришлось взяться за шесты. От неопытного человека это требует известного напряжения сил. Один из нас шагал по каменистому берегу, перекинув через плечо веревку, к которой была привязана лодка, второй стоял в пироге и отталкивался шестом.

Энрике не был мастером этого дела, но недостаток умения возмещал рвением. Пирога нам попалась тяжелая, неуклюжая, неладно скроенная, зато устойчивая, а это особенно важно, когда шестовик неопытен.

Километр за километром мы пробивались вверх по Гуаяберо. Шли не очень быстро, но мы ведь не торопились, предпочитали обстоятельно, без спешки изучать животный мир.

Нам встречалось очень много цапель и бакланов; несколько раз мы видели гусей рода Neochen, которые прежде мне не попадались. Один гусь подпустил меня на расстояние выстрела. Вот и обед есть!

Под вечер мы свернули и пошли вверх по реке Лосаде — небольшому притоку Гуаяберо. Потянулись песчаные берега, которые кончались у порога; ниже его был плес с чистой тихой водой, из которой торчали стволы и ветви снесенных разливом деревьев.