Вильям Смит - Очерки на разных высотах

А в городе на смену романтике гор приходила проза обыденной жизни, где у каждого есть своя семейная ячейка, дом, работа, встречи с приятелями, иногда какие-то развлечения, вроде театра или художественной выставки. Все это свое, близкое, и первые недели всем этим просто упиваешься. Но при всей насыщенности городской жизни трудно было избавиться от ощущения, что чего-то самого главного в ней не хватает. В глубине души еще сохранялось, почти как фантомное чувство, воспоминание о чем-то вроде «горного братства». Помнится, что некоторое время тогда нашим приветствием в городе был клич немецких горных егерей: «Берг хайль»!

Со временем все это неминуемо ослабевало, но не у всех, нет, не у всех! Борис всегда особенно остро ощущал переход от гор к равнинной жизни. Он просто не мог примириться с тем, что еще совсем недавно, в горах мы жили общей жизнью, как родные братья, а теперь? Что же получается: мы всего лишь хорошие знакомые, да? Против этого протестовала сама его натура. Он был слишком эмоциональным человеком и быть сегодня одним, а завтра, подчиняясь изменившимся требованиям жизни, совсем другим — это было не для него.

Хорошо известно высказывание Антуана де Сент-Экзюпери: «Единственная известная мне роскошь — это роскошь человеческого общения». Признаемся, что для большинства так называемых «взрослых людей» (термин Экзюпери!), это высказывание звучит всего лишь как романтическое пожелание, конкретного смысла не несущее. Как-то в разговоре с Борисом я, не помню по какому поводу, процитировал эту максиму Экзюпери, он хмыкнул и с искренним недоумением заметил: «А что же еще тогда прикажете считать роскошью?»

Боб вообще-то совсем не любил словоговорения на подобные темы — просто ему был свойственен особый дар, даже талант — пробуждать в людях чувство дружеской симпатии и потребность в деятельном (это — главное!) общении. Эта его способность, творческая по своей сути, позволяла ему сближаться и находить общий язык с самыми разными людьми — от шоферов до академиков. Но если говорить о Боре, как об одном из закоперщиков нашей команды «академиков» (так иногда называли команду СКАН), то главный, так сказать, нерв его жизни был в том, что он интуитивно и неутомимо стремился к тому, чтобы наша жизнь на равнине была, если не такой же, как в горах, то по крайней мере в чем-то главном, схожей с ней. Иными словами, жизнь в Москве для него должна была быть продолжением (да, именно так!), а не отрицанием жизни в горах.

Б.А. сделался хранителем такого настроя, поддерживая в каждом из нас ощущение ответственности не только за себя, но и за своих друзей. Благодаря этому, живя во вполне благополучной Москве, мы в некотором роде привыкли ощущать себя постоянно в готовности, почти как в спасотряде в горах — по первому сигналу бросать все свои дела и спешить на выручку. В свою очередь, это давало каждому из нас чувство защищенности от всяких невзгод, и конечно, явилось одной из основ существования нашего дружества. Не буду приводить все то множество конкретных дел, которые при этом нам приходилось сообща исполнять, чтобы мое повествование не стало походить на известную повесть А. Гайдара. Но о наиболее запомнившихся событиях, пожалуй, стоит рассказать.

Где-то в конце 1967 года тяжело заболел Игорь Евгеньевич Тамм. Вскоре его перевезли домой, где был организован постоянный круглосуточный медпункт с подключением больного к аппарату искусственного дыхания. Первые месяцы он еще активно работал за письменным столом, принимал сотрудников своего теоротдела, интересовался новостями в науке, политике, шахматами и творчеством бардов. Я с удовольствием вспоминаю, как по его просьбе мы устроили для него сольный концерт А. Дулова, которого он особенно выделял. Частенько к нему наведывался его старый спутник по горам и партнер по шахматам В. П. Сасоров, но И.Е. особенно загорался, когда его сын Женя из соседней квартиры приводил к нему Бориса, просто так, поздороваться. Этот «визит вежливости» немедленно превращался в любимый вызов И.Е. — «К барьеру!», и соперников, еще «дымящихся» от шахматного азарта, с трудом разводили часа через полтора-два.

Ну, а когда ближе к лету потребовался перевоз старшего Тамма на дачу, то было совершенно естественно, что в качестве вспомогательного персонала Женя привлек Бориса и еще нескольких ребят из нашей компании, чтобы помочь перевезти отца вместе с громоздким аппаратом искусственного дыхания, аккумуляторами и еще множеством всяких аксессуаров. Это был тот обряд, что мы исполняли на протяжении ряда лет, и всегда для нас была наградой возможность пообщаться с этим замечательным человеком.