Андрей Зализняк - Прогулки по Европе [litres]

Делл'Агата и Кванг везут меня теперь в Каррару. С нами брат Кванг (он за рулем) и ее руководительница Сильвия, которая сама похожа на студентку. Дорога идет между цепью гор и морем. Доезжаем до Каррары и поворачиваем в горы, к каменоломням. Длинный серпантинный подъем. День сияет. И вот появляются первые скалы, у которых вместо нормального бурого склона – нечто невероятное: мраморная стена! Поднимаемся выше и открывается целый амфитеатр из таких скал. Все эти горы вокруг – целиком из каррарского мрамора! Три тысячи лет человек откалывает себе от этих гор столько прекрасного мрамора, сколько может отколоть и унести, – и всего лишь немножко оголил им кое-где бока; ни одна из гор не стала от этого ниже!

Рычащие машины вгрызаются в белые бока гор как черные жуки. Время от времени слышны взрывы. Отпиливают от скал «бруски» размером 1x2x3 метра. Чуть что в этом «бруске» не так – его немедленно просто бросают. Такого кругом огромное количество. Хороший «брусок» затем уже распиливают на специальных станах проволокой с алмазом.

Везде в склонах гор устроены террасы и к ним подъездные дороги – разумеется, тоже мраморные, – по которым самосвалы могут добраться до этих террас. В местах, где человек вгрызается в скалу уже давно, образовались уже целые мраморные амфитеатры со множеством рядов-террас.

От каменоломен едем в деревушку Колонната, которая здесь поблизости. Все то, что в русской деревне из дерева, а в украинской из глины, здесь – из мрамора: дома, заборы, улицы, вымостка дворов… На серомраморной ограде близ церкви – беломраморная доска: «Товарищам-анархистам, павшим на пути к свободе».

24 апреля. Пиза.

Последняя лекция в Пизе (10-я). Aula magna. Заканчиваем грамоту № 752: ци ти боудоу задѣла своимъ вьзоумьемь аже ми сѧ поцьnьши nасмихати а соудить б(ог)ъ и моѧ хоудость(буде даже я тебя по своему неразумию задела, если ты начнешь надо мною насмехаться, то судит тебя Бог и моя худость [= я]).

Я уже к своим пизанским слушателям привык. Это моя самая многочисленная и самая внимательная аудитория из заграничных. Сидит и милейший Делл'Агата. В конце говорит: «Вы перевели насмихатисѧ как burlarsi. А я бы перевел по-другому: sfottere (sfottermi)». (Слово, которое нынешний словарь квалифицирует всего лишь как popolare, но производное от глагола, так сказать, фундаментального списка.)

Ответ выскочил у меня как-то автоматически: «Non mi posso permetterlo (я не могу себе этого позволить)». Такого грохота аудитории, который при этом раздался, я давно не упомню. Специально посмотрел: девицы хохотали не менее отчаянно, чем молодые люди.

Этим и закончился мой пизанский курс.

Потом еще было небольшое rinfreschino («подкрепление»), во время которого студенты подходили ко мне с разными словами. Особенно умилил меня вопрос: «Скажите, почему старославянские тексты читать скучно, а ваши древнерусские интересно?»

6 апреля 1999. Милан.

В метро Brenta на стене:

SATOR

AREPO

TENET

OPERA

ROTAS

И рядом:

Mariangela puttana

Все-таки великий культурный центр, ничего не скажешь.

Сообщение по телефону: «Гиппиус соединил грамоту № 572 с № 877».

7 апреля. Венеция.

Едем с Ремо Факкани на Сан-Микеле. Райская весна, хотя и foschía (дымка). Сперва в reparto greco, где Дягилев и Стравинский. Над Дягилевым надпись: 1872–1929 Serge de Diaghilew; сверху: Венецiя постоянная вдохновительница нашихъ успокоенiй. Вот такое приглашение Бродскому.

Бродский оказался не с ними, а в reparto evangelico, близко от Эзры Паунда. Пока еще все временное: крестик из двух побеленных дощечек, легоньких, надпись JOSEPH BRODSKY. А наверху кто-то мелко и косо приписал карандашом: ИОСИФ БРОДСКИЙ. Много живых цветов и масса мелкой символики от посетителей – монетки, в т. ч. русские и израильские, жетон московского метро, иконки, авторучки (одна привешена на крест), даже сигарета. Через могилу перебегают зеленые ящерицы, прячутся между цветами – потом опять на солнце. Его вечность еще почти не началась, до цикладской статуи еще очень далеко. В просвет ворот видно лагуну (немножко), за ней кое-что от Венеции.

Вернулись в город. Недалеко от Сан-Барнаба вдруг слышу: «Андрей!». Клара Янович.

9 апреля. Падуя.

В университете у Розанны Бенаккьо читаю лекцию о том, что найдено в Новгороде после моей предыдущей лекции здесь (в 1994 г.). Пришли Ремо, Магаротто, Мариза Феррацци, Дежё. Ласкают: Магаротто похвалил за ясность и за заботу о слушателях-студентах; Розанна восклицает: «Чтобы почти два часа держать внимание студентов – это невероятно». В течение всей лекции неотступно работал отбойный молоток – улучшали фасад к юбилею. Пришлось кричать, да нешуточно: глотка вспухла так, что почти не мог глотать.