Андрей Зализняк - Прогулки по Европе [litres]

Мадрид. Встречает Алкаэн, везет в гостиницу, потом к себе.

Тогда же Эскориал («Святой Маврикий» Эль Греко) и Авила. В четверг Толедо («Похороны графа Оргáса» Эль Греко). В пятницу Сеговия. В субботу Прадо («El caballero desconocido» Эль Греко – тот, что у меня в комнате на стене). В воскресенье второй раз в Толедо («Вознесение» Эль Греко, его автограф и предполагаемая могила). И многие-многие часы задушевных разговоров о московских друзьях, о бывшей жене Алкаэна Тамаре, о прежней московской жизни. Перед каждым шедевром Алкаэн говорит: «Вэтом месте Толя Гелескул сказал…». А перед некоторыми еще добавляет: «В этом месте Адольф Овчинников сказал бы…» (Адольф в Испании не был).

Из рассказов Алкаэна (по духу изображаемой жизни и по тону они мне напоминают Фазиля Искандера):

Алкаэнов дядя был чудак, сумасброд. Среди прочих его нелепых выдумок было то, что он завел моду на футбол в Испании. Это он основал команду Real Madrid. А умер он оттого, что его сбросил буйный жеребец, которого он ни за что не хотел кастрировать. Ему сказали: «Причастись – дело серьезное!» Он так обрадовался, что скоро увидится с Богом, что чуть не выздоровел.

Была с ним и такая история. Он женился и тут же повел молодую жену на бой быков. А в Испании обожают бои быков с какой-нибудь выдумкой. Был, например, однажды, бой быков со слоном. Победил слон – он хоботом перешвырял быков через барьер.

Дяде повезло – они попали на лучшее из лучших: бой быка с тигром! Публика клокотала от восторга и нетерпения: кто сильнее?! Quién vencerà? Бык перепрыгнул от ужаса через барьер. Ничего не оставалось, как его пристрелить. Пуля срикошетила от песка и по касательной выбила молодой жене глаз. Осталась одноглазой на всю жизнь.

Идет Semana Santa (страстная неделя). В четверг видел в Мадриде процессию, заимствованную, как говорит Алкаэн, из Севильи. Идут в балахонах и куколях с прорезями для глаз и рта. Впереди на лошадях, за ними группа за группой, в куколях разного цвета. Идет Hermandad del Cristo de la Misericordia y de la Buena Muerte (братство Христа милосердия и доброй смерти). Под барабанный бой, время от времени под трубы. Медленно, раскачиваясь. В конце, впрягшись, везут carro (богато украшенную открытую повозку) с Христом или с Девой Марией. Толпы зрителей. За процессией идут горожанки – благочестивые, в черном, в севильских кружевах, в peinetas (кокошниках). Со всех балконов, как в «Севильском цирюльнике», смотрят дамы. Балкончики узенькие, сантиметров 30, но они почти у всякого окна.

В мадридской толпе много лиц деревенского типа, особенно у парней. Это не Париж.

31 марта, понедельник. Рано утром по Мадриду. Улица Лопе де Вега – где-то под ней потерянная могила Сервантеса. Рядом улица Сервантеса – на ней похоронен Лопе де Вега. Никого нет. Откуда-то долетают звуки испанских народных песен – как ожившие пластинки из нашей юности. Иду на звук – оказывается, это не радио! Поет для собственного удовольствия женщина, которая моет дверь в особняке с надписью: «Здесь vivió y murió… Лопе де Вега».

Вокзал Чамартин, поезд на Барселону. Арагон: горы, вместо алкаэна земля посерее, деревьев мало. Арагонская деревня в горах – поразительная: высокие каменные дома, бедные на вид, склеенные в сплошные стены между двух гор. Граница деревни – и сразу безлюдье. Грунтовые дороги, поля террасами.

Иногда вдали суровый замок. Сарагосса. Уэска. Дамочка в купе охотно рассказывает соседям о себе: «Мне 30 лет, гуляю с 50-летним. Он хочет жениться, но мне это низачем не надо. Хочу пользоваться жизнью!»

Лерида – это уже Каталония: надпись по-каталонски – Lleida. И вот Барселона.

1–2 апреля 1997. Барселона. По городу и по музеям. Побывал у знаменитых текучих зданий Гауди – около и внутри. Действительно впечатляют. Забрел в музей Пикассо – в нем оказался только Пикассо самый ранний – начиная с 14 лет, пока он еще не отправился на завоевание Парижа; любопытно видеть, какой он в эту пору еще простенький реалист (и усердный копировщик картин Веласкеса).

Среди многого другого попал на выставку: Peter Greenaway. В названии что-то об Икаре. Стихии воды и полета. Смесь абсурда, музея техники, скульптуры из реальных предметов, звуковых и световых эффектов. Философски-поэтизованные тексты-комментарии, фрагменты знаменитых картин и проч. И оказывается, в целом это безумие впечатляет. Зал живых людей в стеклянных кабинках: «Решайте, годится ли из них кто-нибудь на роль Икара?» Один – совершенно голый, великолепного сложения, лет двадцати с небольшим. К нему подходят (все-таки немного с бочка) две девицы лет шестнадцати, долго беседуют, одна гладит его легонько по стриженой голове.