Андрей Зализняк - Прогулки по Европе [litres]

26-е. Утром мы с Анри садимся на поезд, идущий не куда-нибудь, а в Милан. Набито до отказа. Через несколько часов прибываем в Бур-Сен-Морис. Там нас уже ждут с машиной и везут в горы в Sainte-Foy Tarentaise – игрушечную савойскую деревушку, утонувшую в снегах.

27-е. Сент-Фуа. Утром за окном сверкающий снегом склон горы и неповторимый, незабываемый запах снежной свежести. Этот запах наполняет вместе со светом и всю комнату; кажется, что так же пахнут и простыни.

Днем пошли с Анри вверх на Col du Mont – перевал, пограничный с Италией; зимой здесь дороги нет. Не дошли.

28-е. Анри переводит «Двенадцать» Блока. Я даю советы.

30-е. Второй поход на Col du Mont. Не долезли и в этот раз.

Понедельник 31 декабря 1956. Встреча Нового года в зале гостинички в Сент-Фуа. Ужин, танцы. В полночь все друг с другом целуются.

3 января. Новая попытка взять Col du Mont (и нарушить границу). На этот раз пошли на лыжах. До ледяного кулуара на самом перевале не дошли всего метров четыреста, когда на косом склоне у меня под лыжей оторвался пласт снега, покатился вниз и быстро превратился в небольшую лавину. «Хватит», – твердо сказал Анри, хоть ему и очень забавно видеть мою мистическую тягу к границе и к мысли о ее нарушении. (Его любимая забава в Советском Союзе состояла в том, чтобы вынуть перед новыми знакомыми несколько снимков горных пейзажей и как бы невзначай сказать: «Вот моя любимая гора, я на ней часто бываю; и вот на эту тоже люблю подняться, она уже по ту сторону границы». Эффект всегда один и тот же: никто из его слушателей больше не смотрит на альпийские красоты и не обсуждает никаких проблем альпинизма – все потрясены одним: «Как же можно перейти границу?!»)

5-е. Отправляемся с Анри пешком в Валь-д'Изер. Впервые в жизни вижу горнолыжный курорт – с подъемником-кабиной, с подъемниками из сидений, с размеченными трассами спуска: легчайшей (многокилометровой), легкой, средней и самой крутой.

Поднялись в кабине до верха. Потом погуляли немного в сторону Mont Pourri – любимой горы Анри. Сделали еще один пеший переход: Анри захотел показать мне великую плотину Tignes. Действительно прекрасное мощное сооружение; я вспомнил журналы по архитектуре, которыми в моем детстве был заполнен весь дом, – мой отец лишь из-за техномании его эпохи стал инженером, а не архитектором.

6-е. Сент-Фуа. Утром немножко позаписывал patois (местный говор) у хозяина гостинички Франсиса Рекордона. К вечеру хозяева везут меня вниз в долину на парижский поезд. Прошел дождь со снегом, и горная дорога полностью покрыта коркой льда. Каждый поворот серпантина – испытание водительского мастерства и нервов. Приходится останавливаться у придорожных ресторанчиков и расслабляться за рюмочкой перно. Это, так сказать, национальный напиток южной Франции. Угощают и меня. Неосторожно отхлебываю полный глоток – и наступает клинч: проглотить этот чудовищный аптечный концентрат из капель датского короля нет никакой возможности. Горло схватывают спазмы, из глаз текут слезы, а хозяева с живейшим интересом, как на петушиных боях, смотрят, что будет дальше. Проглотить, конечно, пришлось, но больше уже не соглашался на это их национальное угощение никогда.

Вторник 8 января. Париж. Я уже приобрел кое-какой опыт жизни в Ecole Normale. Знаю, например, что, когда приходишь утром к своему столу, а масла уже не осталось, то можно попробовать сходить на кухню и попросить у интенданта еще масла – иногда это увенчивается успехом. Вообще жизнь хоть и нельзя назвать голодной, но все же готовность еще чего-нибудь съесть почти постоянная. Столы на восемь человек, и все, что возможно, подается неразделенным. Накладывают сами, соблюдая некие неписаные нормы умеренности, а остатки уже откровенно доедают самые активные.

В какой-то момент у старших учеников Ecole Normale наступает полоса экзаменов agrégation (приблизительно соответствующих нашим аспирантским). Экзамены тяжелейшие, продолжаются по семь часов. Сдающие добросовестно предупреждают своих соседей по столу, что на обед им попасть не удастся. И вот тогда у оставшихся получается роскошное усиленное питание. Мне однажды довелось оказаться вдвоем за столом, который, как всегда, сервировался на восьмерых. Всего съесть не смогли, но все же изрядно продвинулись к этому. Остатками поделились с соседними столами.

Поразительным для русского человека образом к числу немногих вещей, от которых на столе кое-что все-таки иной раз остается, относится вино! Первое время я не мог удержаться, чтобы этим не воспользоваться. Но постепенно понял, что от вина отказываются те, кто собрался всерьез позаниматься.