Игорь Забелин - Встречи, которых не было

В Тобольске к архангельцам присоединились плотники-умельцы Кирилл Плотницкий, Иван Каргополов, Варфоломей Федоров.

Гагарин на этот раз не поскупился, и кораблестроители получили богатое снаряжение. Выдали им три якоря весом в пять, четыре и три с половиной пуда, 600 аршин толстого холста на паруса, 4 «спуска» (мотка) снастей «мерою в 110 сажен», 5 спусков тонких веревок, на фонари и на компасы выдано было более 15 фунтов слюды, а также пищали, свинец, порох, топоры, долота, тесла, скобели, сверла, пилы, 28 ведер смолы и несколько пудов очень дефицитного в Охотске железа.

А дворянский сын Иван Сорокоумов в это же время действовал не менее бурно, но в ином направлении. Когда он во главе своего отряда появился под стенами Охотского острога, приказчик Поротов из каких-то соображений закрыл ворота и отказался впустить его. Переговоры ни к чему не привели. Тогда бравый предводитель построил «войско» в боевой порядок и пошел на приступ. Долго ли, коротко ли продолжалось это сражение, я не знаю, но закончилось оно победой Ивана Сорокоумова, и приказчик Поротов, запершийся в ясачной избе, в конце концов был пленен.

То ли победа и повышение вскружили голову новому дворянину, то ли махнул он на все рукой — пропадать, мол, так с музыкой! — но забыл Иван Сорокоумов о воеводском наказе и пустился в разгул, а не найдя больше достойных соперников для воинских потех, занялся грабежом населения.

В Якутске после приезда архангельских мореходов сформировали новую партию казаков для открытия морского пути на Камчатку. Во главе ее был поставлен казак Кузьма Соколов, человек не только инициативный, но, как бы мы теперь сказали, и принципиальный.

Архангельских мореходов Никифора Тряску и Якова Невейцына включили в «команду» Соколова, а двух их товарищей послали с другим отрядом казаков искать острова в Восточно-Сибирском море.

Напуганные вмешательством самого царя, сибирские владыки вручили Соколову наказную память, составленную в исключительно строгих тонах. Предлагалось ему идти из Якутска в Охотск «днем и ночми», Отправиться на поиски «Камчатского пути через Дамское море без всякого сомнения» и желательно тем же летом. Посулы на этот раз были еще щедрее: если возвратятся в целости, то по милостивому обещанию государя будут награждены, пожалованы «великою царскою милостью», переменой чинов, повышением окладов и вообще богатством будут «уснабжены»; если погибнут, то бог им «за это вечную жизнь даст», а «богатство» получат по царскому указу их дети и жены.

Но зато и кара казакам обещана пострашнее прежних: если допустят они промедления без причин, или в тот путь не пойдут, или возвратятся, не дойдя до Камчатки, «то быть им в смертной казни и без всякого милосердия и пощады».

Соколову повелевалось вести тщательное описание всего пути, островов — измерять их, снимать чертежи, проведывать, много ли зверя на них и какие люди живут, в какой вере, под чьим владением, какое вооружение и богатство имеют.

Упоминается в наказной памяти и боярский сын Иван Сорокоумов — до Якутска успели дойти слухи о его дебоширстве. Воевода приказал Соколову во всем разобраться на месте, и, если Сорокоумов на Камчатку не ходил, от должности его отстранить, а людей взять под свое командование.

Кузьма Соколов и Никифор Тряска с товарищами прибыли в Охотск в конце лета 1714 года. Иван Сорокоумов сдался без всякого сопротивления; его под конвоем отправили в Якутск. Там дворянина заточили в тюрьму, и он умер через четыре года, оставив о себе далеко не светлую память.

«Уставщиком» — бригадиром — при постройке лодии Соколов назначил Кирилла Плотницкого, а в помощники ему определил Ивана Каргополова и Варфоломея Федорова. Вблизи Охотского острога хороший лес не рос (на это ссылался шведский морской лейтенант, не сумевший построить судно для Елчина), но Кирилл Плотницкий, по дороге в Охотск примечавший места, весной отправился вместе со своими помощниками вверх по реке и там, по среднему течению Охоты, нашел прекрасный строевой лес. Плотники заготовили необходимое количество «хлыстов» и сплавили их по большой воде к плотбищу.

Все лето 1715 года ушло на постройку лодии. Получилась она добротной и ни в чем не уступала тем морским судам, на которых архангельские и мезенские поморы уверенно бороздили Северный Ледовитый океан. По внешнему виду лодия напоминала одномачтовый карбас, в длину достигала восемнадцати метров, а в ширину — шести при осадке всего в три с половиной фута. Название лодия получила гордое — «Восток»!