Юозас Пожера - Нет у меня другой печали

Лобшайтис и его жена Стасе (тоже родом из Жемайтии) прежде всего вырыли в снегу яму, положили туда корзину с провизией и засыпали снегом. Под снежным пологом не так быстро остынет суп и хлеб дольше не превратится, в ледышку. Лишь после этого они принялись за работу.

Сибирская сосна неохотно отдает человеку свой сок. Тяжелая работа у тех, кто собирает смолу. Я вижу, как Зигмас и Стасе подходят к высоченной сосне и специальными резцами, укрепленными на длинных черенках, срезают с дерева полосы коры. Иногда мне кажется, что люди мотыжат кору, которая большими кусками и мелкими крошками падает на белый снег.

Тяжелая работа. С непривычки и вовсе не по силам. Человек все время бредет по глубокому снегу и почти все время работает поднятыми руками. Неудивительно, что руки начинают коченеть, быстро мерзнут. За зиму Зигмас с женой должны обработать пятнадцать тысяч деревьев. Чем больше будет подготовлено за зиму деревьев, тем больше соберут смолы и тем больше заработают люди, выполнившие эту операцию. Другой работы зимой у сборщиков смолы нет. Обдирка коры вчера, обдирка сегодня, обдирка завтра — и каждый день. Если только утро не обещает день белого солнца.

А весной, когда деревья просыпаются от зимнего сна, у сборщиков смолы начинается самая горячая пора. Каждые четыре дня приходится обходить деревья и вырезать на очищенном от коры участке ствола по нескольку «усов», по которым стекает смола — очень ценное сырье для нашей промышленности, особенно химической. Так используют деревья лет пятнадцать. Потом их рубят. За это время они дают столько смолы, что ее стоимость во много раз превышает стоимость самой древесины. В этих местах, где трудятся сейчас мой хозяева, несколько лет спустя разольется водохранилище Усть-Илимской гидроэлектростанции, и люди спешат взять как можно больше у тайги, пока она не очутилась на дне морском.

Потом мы разложили большой костер. Грелись сами и грели извлеченную из-под снега еду. Ломти хлеба насаживали на вертел, как насаживают кусочки сала отправившиеся на экскурсию дети, и держали их возле пламени, пока хлеб не согреется и не «заплачет». В хлебе, как его ни пеки, много воды. На морозе влага превращается в лед, а растаяв, проступает на поверхность прозрачной росой.

Жизнь Зигмаса Лобшайтиса была нелегкой. Семнадцатилетним парнем взял он в руки винтовку и записался в отряд народных защитников в местечке Эрживилкас. Много нервов стоили полные опасности ночи, когда свирепствовали шайки буржуазных националистов. Все знают, какое это было тревожное, кровавое время. После — милицейская школа в Каунасе, звание младшего лейтенанта, работа в Клайпеде, Гаргждай, Паланге. И сорвался парень на спиртном. Расстался с лейтенантскими погонами, расстался с работой, и остался человек только с верной своей Стасе и желанием не сдаться, выкарабкаться. Покинув Литву, отправился на поиски счастья. Был в Карелии, в Казахстане, а затем попал сюда. Воспитывает двоих детей — сына Зигмаса и дочурку Риту. Зигмас в третьем классе, Рита — в детском саду.

Лобшайтис говорит:

— Заработаю денег и поеду домой, в Литву.

А заработать здесь можно. Труд хорошо оплачивается. Не знаю, как складываются дела у Зигмаса. Сам он не хвастался, а спрашивать о таких вещах неудобно. Но один из литовцев — Альгас Свиклис, работавший в том же хозяйстве, сообщил мне, что где-то возле Утены достроил родителям дом за три с половиной тысячи рублей и еще столько же лежит у него на книжке.

Надо думать, и мечта моих теперешних хозяев тоже сбудется. Они действительно заслужили это.

Под вечер мы вышли из леса и большаком направились к дому. Иззябшие за день лица пылали, чесались, болели от малейшего прикосновения. Но я был доволен, так как знал, что после этого дня мне будет легче. А завтра я ухожу в тайгу на целую неделю. И администрация хозяйства, и заботливые мои хозяева всячески меня отговаривают, предлагают подождать. Но время не ждет. Не могу я сидеть здесь целую неделю. Никак не могу, хоть и боязно в такую стужу брести на лыжах за двадцать километров по нетронутой тайге к охотничьей заимке, куда поведут меня коренные сибиряки, испокон веков промышляющие охотой и знающие этот край как свои пять пальцев.

Солнце еще не село. Желто-багровый шар горит на горизонте, освещая поселок с его дымящимися трубами. Я думаю, что и много лет спустя сибирская зима будет оживать в моем воображении прежде всего через эти дымящиеся трубы, устремившие высоко в синее небо белые пряди дыма. Солнце еще не село. Горит над дальним хребтом, а на востоке выплывает луна. Желтая, полная, ничем не отличающаяся от солнца. Разве только беловатыми контурами своих морей и кратеров.