Сергей Гандлевский - В сторону Новой Зеландии

Наворовали с N кукурузы на обед, оказалась совершенно несъедобной – мучной сорт. Потом лазили в часовню при замке. Старье, церковные одеяния и утварь, какашки летучих мышей.

Сильный ветер, и по всему замку ухают двери под сквозняками: то одна бабахнет, то другая – аж побелка с потолка сыплется на каменный пол.

10 сентября. Доехали до монастыря, который едва виднеется из моего окна. Чудно, будто очутились в России: на территории бездействующего монастыря – автобаза. Неподалеку – славный терракотовый памятник тенору Джильи, чуть выше человеческого роста. Просто так, Джильи даже не здешний уроженец. Просочились на территорию монастыря-автобазы, благо был обеденный перерыв, и работяги разбрелись. Побродили, озираясь, по пустым замусоренным бывшим кельям. N высмотрел какой-то грязный широкогорлый сосуд литров на восемь. Сказал, что это ручной работы старинная винная бутыль, которую он приспособит под вазу для цветов. Когда я глянул на нее вечером, уже отмытую, я крякнул от зависти: кривая-прекривая посудина зеленоватого стекла.

В связи с этим странным монастырем-автобазой я подумал, что докатись Красная Армия до Италии, какое бы здесь вплоть до развала соцлагеря в конце восьмидесятых царило грузинско-болгарское курортное убожество: знакомое до боли, постылое и свое – бетонный долгострой, грязища, разливная и бутилированная кислятина с осадком, поддатые горняки-сибиряки-передовики по путевкам и курсовкам, запах общепита, волейбол в кружок и с женским повизгиваньем…

Потом поехали наугад, затесались в какую-то высокогорную глушь – глаз не оторвать: огромные многоярусные ямы воздуха, горизонты, горизонты, горизонты.

Ночью в комнату снова влетела летучая мышь.

13 сентября. Визгливые маленькие черные собачки в вольерах на задах замка, как я сегодня выяснил, предназначены для охоты на трюфели. В округе – брех этих песиков.

15 сентября. Встал в 7.00. Курил на крыльце замка, укрывшись от дождя, когда со сложенным зонтом из комнаты Нэнси вышел Z, композитор. Минутное замешательство. Ай да Нэнси! Взыграла беспричинная мальчиковая ревность!

Ближе к полудню я сделал благодарственную запись в гостевой книге и рассчитался за услуги. Время откланиваться.

Кажется, что некоторые города можно с завязанными глазами узнать по звуку: в Венеции это тарахтенье колесных чемоданов по плитам мостовой и щелканье фотозатворов. А в летнем Петербурге – экскурсионный галдеж зазывал и гидов, усиленный громкоговорителями и отражаемый несметными речками и каналами.

Впрочем, можно и по запаху: Нью-Йорк пронзительно пахнет восточной стряпней, на которую не пожалели карри, а Венеция – рыбой, точнее – магазином “Рыба” на правительственной стороне Можайки. Там неподалеку “Аптека”, где я уже более полувека назад косился тайком на презервативы в витрине и куда бегал за кислородной подушкой, когда отцу делалось нехорошо с сердцем.

Проверено: в самых прославленных городах мира – в Лондоне, Нью-Йорке, Венеции – с особой жалостью вспоминаешь родителей: прожили жизнь и НИ РАЗУ не сфотографировались у львов Трафальгарской площади, на Бруклинском мосту или на Сан-Марко!

Сесть на лавочку в каком-нибудь первом попавшемся дворе или сквере; закурить или не курить, если бросил по состоянию здоровья. И думать снова и снова: “Господи, как быстро это все подошло к концу!..”

2018

Плавание не состоялось – или состоялось, но без меня.

“Икорные левые” – богатые буржуа, кокетничающие левизной (фр.).

Аллах. Отечество. Король (араб.).

Традиционная берберская одежда, представляющая собой длинный, с остроконечным капюшоном свободный халат с широкими рукавами.

Похлебка, классическое блюдо национальной кухни.

Позже я посвятил это стихотворение переводчику и поэту Евгению Солоновичу.

Имеется в виду Кирилло-Белозерский монастырь, где я работал экскурсоводом летний сезон 1975 года.

Петр Вайль (1949–2009) – скончался 7 декабря 2009 года, на 61-м году жизни, в Праге, проведя перед смертью более года в состоянии комы.