Джеймс Кервуд - Всемирный следопыт, 1927 № 04

— Это от моей миссис, — говорит он Джекобсу, тормоша его за шиворот.

— Ну, вставай, слышишь?.. Живо! Вставай, ржавая уключина! Полно дрыхнуть.

— М-м-м … — мычит Джекобс.

— Проклятая собачья жизнь!..

Не рассчитав качки, ударяется головой о стенку.

— Проклятое судно!

Петерсен скрипит:

— А зачем вы на него нанимались?..

Томсон, натягивая резиновые сапоги, отвечает:

— Когда у человека не совсем хорошие отношения с властями, а в особенности — с полисмэнами, остается только одно: надеть на себя пеньковый галстук, или поступить на такую посудину.

— Галлоу, Джони Руш!.. Довольно валяться! Вставайте! Вам на руль с двенадцати.

Джони быстро надел толстые, тяжелые, с короткими голенищами морские сапоги. Напялил дождевик, подвязал зюйдвестку. Подумал немного. Накрошил ножом едкий прессованный табак. Набил трубку.

Петерсен, готовый выйти на палубу, дергал за плечо канадца.

— Вставайте, чтоб вас чорт побрал! Дрыхнет, как кашалот!

— Опять вставать!.. О, сакр д'юн пип!..

Легкий, как мячик, канадец соскакивает с койки.

Бьет двенадцать. Боцман, здоровенный, длинный детина, заглянув в люк, кричит:

— Все наверх!.. Да живо!

Недовольные, ворча и бранясь, торопливо толкая друг друга, поднимаются матросы по крутому трапу на палубу. Джони Руш идет к штурвалу. Сменяет продрогшего рулевого.

— Порко, дио!.. Какой маледетто холод!.. Брр!.. Скорей в кубрик… Аддио, счастливой вахты, Джони Руш!..

Балансируя по скользкой палубе, итальянец Джованни уходит — торопится согреться.

Туман заметно рассеялся. Ветер спал. На горизонте стал вырисовываться контур гористого берега.

Послышался голос капитана, выходящего из своей каюты.

— О, йес! Погода выравнивается… Вам, мистер Смит, не мешает пойти погреться, соснуть… Широта у нас 54°32′ зюйдовая и долгота 192°28′ ост… Значит, мы с вами не наврали. Вы видите эти горы?. Это остров Медный. Ну, а теперь покойной ночи, мистер Смит! Вы можете итти.

— Доброй ночи, сэр!

Штурман нырнул в каюту. С наслаждением предвкушал удовольствие проглотить чашку горячего кофе; хлебнет коньячку, растянется на койке…

Капитан Вайт окинул пытливыми глазами рангоут шхуны. Подумал: «А такелаж здорово поизносился»… Прикинул в уме, во что обойдется замена новым. Скользнул взглядом по бизань- и грот-топселям. Ярко выделялись свежепоставленные заплаты. Буркнул угрюмо под нос:

— Необходим новый комплект парусов.

Добычу котиков на Беринговом море нельзя было считать спокойным и легким делом. Капитан Вайт, благодаря противному, ветру, дующему все время в лоб, пришел сравнительно поздно: в начале августа. Наиболее же благоприятным временем для ловли считается июнь. Тогда котики вылезают на свои прошлогодние места у прибрежных рифов.

Шхуна, разрезая и вспенивая острым форштевнем поверхность моря, заметно приближалась к ясно вырисовывавшимся очертаниям скалистого берега. Остров Медный состоит из горного хребта, пересеченного ущельями и небольшими долинами. Если смотреть на остров Медный с острова Беринга, то Медный кажется состоящим из трех небольших островов, почти лишенных растительности. Берега острова неприветливы, скалисты, обрубисты. Неподалеку от острова — много рифов и скал.

Зная все это, капитан Вайт шагал по палубе. Обдумывал с какой стороны ему удобнее стать на якорь. Зорко вглядывался в очертания берега. Заметил гору конической формы, возвышающуюся над южной частью острова. Эта гора служила ему прекрасной приметой для отыскивания гавани.

— Держите на эту высокую гору, Джони!..

— Так! Одерживай!.. Так!.. Право, лево, не сдаваться…

— Есть… Право, лево, не сдаваться! — как эхо, повторял слова команды Джони Руш.

Судно, послушное опытной руке рулевого, быстро приближалось к горе.

Подумав минуту-другую, капитант Вайт вспомнил: где-то неподалеку должна быть так называемая Китоловная банка..

— Чуть-чуть лево! Еще лево!..

— Есть, еще лево, — ответил Джони.

— Эй, на баке! Приготовить лот. Бросайте!.. Сколько?

— Пятьдесят девять метров, сэр…

— Оль-райт!.. Еще!

— Проносит, сэр…

— Сколько?

— Пятьдесят три, сэр!

— Так. Топселя долой!

При уборке топселей не обошлось без инцидента: судовой плотник, швед Петерсен, которому в этот день чертовски не везло, поскользнулся на палубе, протертой олифой. Вытянулся во весь рост… Еще не встав на ноги, он успел уже сто раз выругаться. Лишь сорвав гнев на судовом коте Снаппи, обычно молчаливый и довольно угрюмый плотник Петерсен успокоился.