«Мой опыт всегда говорил мне, что чем дольше тянется время без укуса змеи, без неурожая или без ощущения дыхания смерти, тем больше шансов, что это вот-вот произойдет. Но вплоть до 1990 года, то есть за двадцать лет развития тропического заповедника и еще за девятнадцать других лет, проведенных в заботах о защите диких тропиков, у меня случались лишь небольшие порезы. В общей сложности обошлись пятнадцатью стежками, а то и вообще хватило лейкопластыря. Сейчас смешно вспомнить тот день — это было в семидесятых годах. Я расчищал пограничные просеки вместе с Эладио. Мое мачете тогда затупилось, помню, и я отдал ему свой инструмент на заточку. Ну вот, он заточил мое мачете. Я подхожу к бревну, которое выглядело довольно толстым, вдвое толще моей ноги. И я что-то тут подумал, что не смогу перерубить его с первого удара. Но, к моему удивлению, с первого взмаха мачете прошло насквозь и вошло в мое колено. Я наложил платок на рану и заковылял вниз, туда, где находилась Сильвия Смит, наша медсестра. Она прочистила рану и наложила три шва. Так что, можно сказать, историческая ценность заключается как в каждом метре этого леса, так и в каждом шраме на моем теле.
В самый последний день 1990 года я отправился в непростой поход по запасной тропе, по которой старался не ходить с тех самых пор, как заточил свое первое семидесятисантиметровое мачете. В последний день года вот прям обязательно нужно было куда-то бежать и делать все, что не успел сделать в уходящем году, чтобы Новый год уже начать с чистого листа, без забот. 31 декабря 1990 года был тем днем, когда мне лучше было бы оставить свое мачете дома.
В этот прекрасный солнечный день я ждал своих товарищей, сидя рядом с мостом, что возле молочного завода в Монтеверде, и решил подрезать кое-какие растения, которые закрывали мне вид на реку. Я уже заканчивал работу, когда слегка размахнувшись своим верным мачете, чирканул себе по правой ноге, нанеся рану в три дюйма, чудом не задев коленную чашечку. Так получилось, потому что мачете застряло в ветвях и, когда я рывком потянул его, лезвие ударило меня в колено. Можно сделать тысячу отличных ударов мачете, ни разу себя не задев, а потом — один удар, и ты его уже не забудешь никогда.
Я заторопился в поликлинику со своим окровавленным порезом на штанине, полагая, что достаточно будет лишь наложить несколько швов. Увы, медсестра, как только всмотрелась в рану, тут же вызвала скорую помощь, и меня отвезли в больницу в Пунтаренас. Моя любящая жена Лаки и сын Берто поехали со мной, позаботиться об оформлении документов, чтоб все прошло гладко. Так что мне оставалось лишь сидеть там в кресле-каталке и улыбаться, пока меня возят туда-сюда. Общий вердикт врачей заключался в том, что меня надо отправить в Сан-Хосе для операции на сухожилии и хряще. Помню, на ногу надели большую шину и вывели меня на улицу. После часа ожидания машина скорой помощи отвезла меня в больницу «Мехико», где мою рану еще раз промыли и осмотрели.
Меня хотели доставить в операционную палату вне очереди, но врачи вдруг спросили, когда я ел последний раз, и после моего ответа изменили свое решение. Мне же никто не сказал, что я должен был блюсти пост, поэтому в 3 часа пополудни я съел бутерброд. За эту ошибку я был наказан: меня припарковали в коридоре до 2 ночи. Вот такой вот Новый год я отпраздновал в Сан-Хосе, наблюдая за тем, как мимо меня провозили других граждан, тоже не попавших к новогоднему столу.
Первый день нового года забрезжил рассветом. Я проснулся в лазарете. Моему взору предстала моя нога, торчащая из гипса, который начинался от моего бедра. Вид из окна был более привлекательный: цепочка гор Центральной долины с вулканом Барва, который как бы напоминал мне, что есть еще один уголок мокрых, пронизанных ветрами горных вершин, на которые мне еще предстоит подняться. С этого момента началось мое месячное заточение — время, проведенное в основном в Сан-Хосе и потраченное на употребление пищи внутрь в условиях нежной заботы, и — никаких походов. Прошло два месяца, прежде чем я смог ходить по холмам и по тропе».
Ему, конечно, повезло, что он никогда не был серьезно ранен или травмирован во время походов по лесу, вдали от цивилизации. Невезение и зачастую плохое планирование приводят к тому, что люди уходят в джунгли и не возвращаются тогда, когда обещали. Вольф участвовал во многих экспедициях поиска заблудившихся туристов. До сей поры все пропавшие без вести всегда были найдены, возможно, голодными, но по большей части живыми и невредимыми. Любому, работающему в заповеднике, знакомо тревожное чувство, которое испытываешь в поиске того, кто не вернулся на базу в соответствии с планом. Всегда задаешься вопросом, а что мы найдем, всегда молишься за счастливый исход. За все годы работы Вольфа в лесу был только один случай, когда люди искали его.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу