Дэн Гемайнхарт - Койот Санрайз [Невероятная гонка на школьном автобусе] [litres]

На том конце воцарилось молчание: довольно долгое и довольно напряженное, как мне показалось.

– Нет. – Вот что она в конце концов сказала. Я раскрыла рот. И снова закрыла. Не знала, как тут реагировать. – Нет. Он этого не сделает. Как он может… Рвать со мной отношения. По телефону. Через какую-то малявку. Нет.

Лестер посмотрел на меня, дожидаясь пересказа.

Я пожала плечами:

– Она говорит «нет».

Он скривился:

– Скажи ей, что я ее люблю.

Я покачала головой: – Ты это уже говорил. Придумай что-нибудь другое.

– Ох. Скажи ей, что я прошу прощения.

– Он просит прощения.

– И я хочу, чтобы она была счастлива.

– И он хочет, чтобы вы были счастливы.

– Потому что я ее люблю.

– Потому что он вас любит.

– Но я не буду счастлив без музыки. А она не будет счастлива с музыкантом.

– Но он не будет счастлив без своей музыки. А вы не будете счастливы с музыкантом.

Я услышала в телефоне тяжелые вздохи. Такие бывают, когда плачешь.

– Я и сама знаю. Знаю. Но я же его люблю. Очень-очень. По-настоящему.

Голос у нее был несчастный, обиженный, и мне стало стыдно за то, что я когда-то думала про Тэмми плохо.

– Но она тебя любит. По-настоящему. Очень.

Глаза Лестера снова налились слезами, губы задрожали. Я слегка засомневалась, что ему стоит сейчас управлять автобусом.

– Я тоже ее люблю. Вот почему мы должны так поступить. Силы нашей любви должно хватить на то, чтобы расстаться.

– Он вас тоже любит. Вот почему вы оба должны так поступить. Силы вашей любви – вас обоих – должно хватить на то, чтобы расстаться.

Тэмми всхлипнула:

– Господи ты боже мой. Какие дурацкие слова.

– Ага, – согласилась я. – Типа того.

– Но, может, в них есть своя правда.

– Ага.

Телефон долго, прерывисто дышал.

– Господи, какой кошмар.

– Я знаю, Тэмми. Я вам сочувствую.

– Вообще-то я, наверно, предчувствовала, к чему все идет. Просто не хотела верить. Потому что я его так сильно люблю. Но… тут, наверно… иногда можешь любить так сильно, что можешь не замечать всего, что между вами идет наперекосяк? Понимаешь, о чем я?

Я подумала о Родео, сидящем по ту сторону прохода:

– Да. Еще как понимаю.

– О чем вы разговариваете? – встрял Лестер, но я насупилась – мол, не твое дело, поднесла палец к губам.

– Ну а он как это переносит? Он выдержит?

– По-моему, да. В смысле, он из-за всего этого сильно переживает. Но, по-моему, он выдержит.

– Слава богу.

– О чем вы разговариваете? – чуть-чуть повысил голос Лестер.

– Тихо! – прошипела я ему. – Я говорю по телефону!

– Ты не могла бы за ним присмотреть? Подбадривай его, хорошо?

– Конечно. А вы, Тэмми, вы-то выдержите?

– Ох, наверно, да. Немножко поплачу, конечно. Но ничего, у меня тут есть друзья. Я хочу лишь, чтобы он был счастлив.

– Он тоже хочет, чтобы вы были счастливы.

– Знаю. Он всегда старался, чтобы я была счастлива. Наверно, он все это время слишком много заботился о том, чтобы я была счастлива, и слишком мало – о своем счастье.

– Ага.

– О своем счастье надо заботиться самим, понимаешь? – сказала Тэмми. – Мы все заботимся. И ничего дурного в этом нет.

– Что… что… происходит? – почти заорал Лестер. Это было уже на грани, почти грубо. Я прикрыла ухо свободной рукой, повернулась к нему спиной.

– Вы правы. Как же вы правы, Тэмми, – сказала я и вздохнула. – Я только начинаю это понимать, дошла своим умом.

– Вот и хорошо. Это важно понять. Особенно нам, девушкам.

– Точно-точно.

Тэмми вздохнула: шумно, тяжело, всей грудью:

– В общем, скажи ему, что он может звонить мне всегда, когда захочет. Я всегда подставлю ему плечо.

– Хорошо, скажу. Я уверена, он тоже.

– Спасибо. Прощай.

– Прощайте, Тэмми. Берегите себя.

И мы обе закончили разговор.

Я снова обернулась к Лестеру, а он отвел глаза от дороги, спросил меня взглядом: «Ну?» и приоткрыл рот, собираясь что-то сказать.

– Она сказала: «Прощай», Лестер, – сказала я, протягивая ему телефон. Он взял его и так и остался сидеть с разинутым ртом.

Я минутку поразмыслила над всем услышанным. Тэмми подбросила мне много тем для размышления. Боже мой, до чего же все сложно в жизни. Иногда так сразу и не поймешь, кто ты – охранник, скрипач или друг скрипача, а может, вообще персонаж совсем другой истории. Когда Тэмми просила Лестера бросить музыку, она что же, думала только о себе? Или, наоборот, это Лестер думает только о себе, потому что выбрал музыку, а не Тэмми? А Родео – он что, думает только о себе, ведь он ни за что не хотел везти меня домой? Или я думаю только о себе, ведь я заставляю его туда вернуться?