Юрий Симченко - Тундра не любит слабых

— Каладя [мамонт]! — закричал он и принялся рыть вокруг него землю.

Мы копали попеременно. Сначала был снят верхний слой почвы, затем слой льда сантиметров в тридцать. Но я решил, что дальше копать не стоит. Из-подо льда виднелись чистые, без трещин и надломов бивни. Возможно, сохранилась в вечной мерзлоте и туша «подземного оленя». В этом случае наша находка могла заинтересовать палеонтологов. А если бы мы разрушили слой вечной мерзлоты, за лето на этом месте образовалось бы болотце, а это не пошло бы на пользу туше мамонта.

— Однако надо милиция начальник говорить, — сказал Юнто, — пускай ребятам сказать будет, чтобы не копали, каладя того не бередили.

Мы так и сделали.

— Ничего не пойму, — наморщив лоб, говорил начальник. — Какой мамонт на аэродроме? Откуда?

— Олень-бык из земли маленько вылез однако, — пояснил невозмутимый Юнто, — нганасан сторона имя каладя будет. Под землей ходит.

Начальник только онемело посмотрел на него и помчался к аэродрому, оставив нас позади. Когда мы подошли, он уже о чем-то расспрашивал начальника аэродрома, нетерпеливо постукивая карандашом по блокноту. Тот лишь разводил руками.

— Совсем рехнулся, — пожаловался он нам, когда мы подошли, ткнув пальцем в главу милиции. — Про какого-то оленя спрашивает. Говорит, будто он у меня на аэродроме пропал.

— Однако не пропал, — досадливо пояснил Юнто. — Однако из земли вышел.

— Где этот олень чертов, — угрожал начальник аэродрома, — какого черта здесь оленей распустили. Тут от собак спасу нет: за самолетами на взлете гоняются. Еще олень на мою голову.

— Однако смотреть надо, — начал было Юнто.

— Пойдем, пойдем, — перебил его начальник аэродрома.

Зрелище бивней повергло их в молчаливое изумление.

— Сейчас я их трактором вырву, — первым отреаги- ровал начальник аэродрома.

— Нельзя, — возразил я. — Эта штука, возможно, имеет научный интерес. Вы, наоборот, помогли бы ее сохранить до приезда специалистов, если, конечно, они приедут.

— Это уж мое дело, — вмешался начальник отделения милиции. — Сохраним. Никому не позволим разрушить.

Через час около каждого бивня красовался вбитый колышек с дощечкой. На дощечках было написано: «Не трогать. За нарушение — штраф».

…Илья Сергеевич уже ждал в лодке. Я оттолкнул ее от берега, вскочил сам, мотор затарахтел, и лодка пошла вдоль берега. Мы прошли мимо горы товаров на берегу, мимо новенькой самоходной баржи «Авамец», приобретенной в этом году рыбачьим кооперативом, миновали здание аэропорта и звероферму колхоза имени Гагарина и свернули в устье речки, ведущей к Тагенарским озерам.

— Я тоже несколько лет назад нашел в тундре интересную штуку, — заговорил Илья Сергеевич, после того как я рассказал ему о находке на аэродроме. — Кость не кость, бивень не бивень — похож на коровий рог, только больше. Я его одной экспедиции отдал.

В этих местах загадок встречается много. Одни потруднее, другие полегче. Рисунки изб и лошадей на бляхах долганских ремней можно объяснить якутским происхождением, хотя на этих широтах такие гравировки выглядят совершенно необычно. Арабские монеты на старой нганасанской парке сюда могли попасть через купцов. Весьма заинтриговывает и появление здесь бронзовой готической буквы «К» большого размера, которую мы видели у стариков и о которой они ничего не могли сказать. Может быть, какой-нибудь корабль потерпел крушение у берегов Таймыра? Да, загадок много.

В Аваме меня ожидали сразу три неприятности. Судьба решила побаловать меня: не растягивать бед на длинный срок, а предоставить возможность пережить их сразу. Самая большая неприятность — Эдди сжег руку.

Он давно искал возможности вести съемку в чуме без искусственного подсвечивания. Ему пришло в голову попытаться усилить свет костра. Он разобрал один из сигнальных факелов, вытащил оттуда какую-то магниевую смесь и стал экспериментировать. Разбил содержимое факела на куски разного размера и, держа их в руке, стал зажигать от костра самый маленький. Но он почему-то не загорался. Зато загорелся самый большой, крепко зажатый в ладони… К моему приезду рука уже не болела так сильно, как вначале, но работать ею было еще нельзя.

Источниками двух других бед был злополучный Володька-киномеханик. Он утопил наш лодочный мотор и вывел из строя магнитофон, который был необходим для синхронизации киносъемки и звукозаписи. Оказывается, ему не терпелось опробовать мотор в деле. Как только Володя выскользнул из-под нашего надзора, прицепил кое-как мотор к корме одной лодки и поехал с молодежью в ближнюю бригаду рыбаков к устью реки Угарной. По дороге кто-то из ребят подстрелил гуся. Гусь свалился в воду и стал нырять. Вместо того чтобы спокойно добить подранка, Володька стал гоняться за ним на неповоротливой лодке. Во время одного из пируэтов слабо закрепленный мотор слетел с кормы и нырнул навсегда в самом глубоком месте фарватера Авама.