Владимир Рудим - Золото Севера

Снова кружит «аннушка», то уходит от кунгаса, то возвращается. Какими долгими показались эти минуты, пока появилась под крылом коса. Сдадимся. Колеса наполовину в воде: коса очень коротка.

Быстро приготовлены тросы и шест, чтобы задержать кунгас: он должен быть здесь примерно через четверть часа.

Агеев садится на высокую корягу, занесенную сюда во время половодья. Теперь можно кое о чем расспросить Ивана.

Оказывается, он летел сюда «по памяти», ибо радиосвязь все время прерывалась. Ориентировался по знакомым сопкам и утесам, а когда вышел на приток, сразу же повернул к верховью, чтобы пройти всю речку от верховья к устью.

— Как же ты определил, куда течет речка?

— По упавшим в воду деревьям: крону всегда сносит течением, поэтому она лежит в сторону низовья.

Потом Иван рассказал и о других ориентирах Колымы, которые сохранила его память.

Пилоты знают, что там, где впадает в Колыму приток Каркадон, в самом устье стоит поселок, недалеко от него на Колыме поднимается остров — утес, похожий на сахарную голову, — нигде в другом месте нет такого утеса; знают, что Колыма изгибается двойной петлей только между притоками Сугоем и Балыгычаном. Приметили также возле Зырянки круглое озеро такой правильной формы, словно его очертили циркулем.

Правда, теперь летчикам почти не приходится пользоваться ориентирами так, как, скажем, до войны. Но ветераны о них не забывают: на Крайнем Севере нередки перерывы в радиосвязи, особенно во время полярного сияния.

Раздался голос радиста:

— Кунгас!

Через минуту-другую геологи были возле нас. В кунгасе лежали на ветках стланика коллектор Дангамов и рабочий партии Сандоев. Их состояние было очень тяжелым. И все это кончилось бы плохо, если бы не подоспел сюда Агеев. Да, Иван появился вовремя. Пострадавших доставили в Нижние Кресты. И только потом мы полетели к геофизикам.

Снова под крыльями «аннушки» проносится тайга, снова Агеев садится меж сопок, на полосе, которая еще только готовится для самолетов. Рокочет бульдозер, ровняющий неподатливую, трудную почву. Чуть дальше, меж лиственниц и стланика, белеют палатки: это лагерь партии геофизической разведки.

Чтобы попасть к ним, нужно перейти широкую, пока еще неровную и ухабистую полосу. Иван с уважением говорит, указывая на бульдозер:

— Это Борис Козлов работает. Строит аэродром один, без инженеров и техников, без маркшейдеров.

Вспоминаю слова Абаева: «Какое самое неотложное дело нужно осуществить после того, как найдено промышленное золото?» И его ответ: «Построить взлетно-посадочную полосу. Сперва короткую — для «аннушек», потом для ИЛов: самолеты доставят и людей, и многое оборудование для прииска. Вот и узнайте, как возникает в Заполярье аэродром».

Иду к Козлову. До него и близко и далеко: раскисшая мерзлота, заболоченный ручей, ямы с кочкарником — они выглядят так, словно в огромных грязно-серых гнездах, свитых на земле какими-то птицами-гигантами, сидят по пять-восемь взлохмаченных птенцов, Перескочив по головам этих птенцов последнюю яму, я очутился на галечнике, добрался по нему до урчащего бульдозера. Машина казалась чудо-великаном, закованным в стальные латы. Он лез на холм, наступал, отступал и, собравшись с силами, снова лез вперед. Натертый галькой до зеркального блеска нож бульдозера то поднимался, то опускался. Сам Козлов тоже балансировал в кабине: вставал, садился, снова вставал — так ему было лучше видно.

Вскоре Козлов заметил меня. Он остановил машину и, не заглушая мотора, выскочил. Поздоровались. Передо мной стоял высокий белокурый парень. Козлов сказал:

— Вы погодите фотографировать — бульдозер без фар. Увидят ваш снимок и подумают, что машина не в порядке.

— Почему же она без фар?

— Так у нас ведь летом круглые сутки светло. Потому я снял фары и динамо, чтобы сохранились в целости.

Садимся в кабину. Борис переводит рычаг. Машина качается на «волнах», идет то ровно, то упирается во что-то неподатливое — тогда Козлов поднимает нож выше, и мы переваливаем через какое-то препятствие. Объясняет:

— Мерзлота. Ее ножом не всегда возьмешь. Вот в том месте, — он кивает на противоположный конец полосы, — взрывать приходилось, а уж потом пускать бульдозер.

Так урывками, неотрывно глядя вперед, Козлов рассказывал. Да, он действительно один строит этот аэродром.