Макс Маллован - Агата и археолог. Мемуары мужа Агаты Кристи

Перед тем как завершить этот краткий рассказ о достижениях Великобритании на территории Среднего Востока — как до сих пор иногда называют этот регион, несмотря на то что он включает в себя огромные территории от Египта и восточного побережья Средиземного моря до Палестины, Сирии, Анатолии, Месопотамии, Афганистана и Ирана, я хотел бы сказать, как сожалею, что мы до сих пор не попытались основать Британский институт археологии и лингвистики в Индии. Место, которое когда-то занимала эта славная организация, Топографическая служба Индии, всё ещё пустует, хотя сначала Леонард Вулли, а затем Мортимер Уилер приложили столько усилий к тому, чтобы возродить и оживить её традиции. Вопрос создания новой подобной организации на территории Индии, безусловно, заслуживает внимания со стороны Британской академии, и я уверен, что это начинание встретило бы тёплый приём на субконтиненте, где у нас до сих пор остаётся много друзей, с уважением и доброжелательно вспоминающих долгую историю нашего научного сотрудничества.

Оглядываясь с высоты восьмого десятка на свою археологическую жизнь, я чувствую необходимость сравнить прошлое положение дел с настоящим, подвести некий баланс. Мне повезло работать в период, который покойный сэр Фредерик Кеньон [101] Фредерик Джордж Кеньон (1863–1952) — английский библеист, текстолог и палеограф. Не будучи полевым исследователем, внёс огромный вклад в изучение и идентификацию древних папирусов и пергаментных рукописей. назвал как-то «елизаветинской эпохой в археологии». Когда мы трудились на Востоке — по крайней мере в первые тридцать лет моей карьеры, — нам хватало и времени, и финансовых ресурсов на солидные, масштабные раскопки. Тридцать лет назад, когда можно было платить рабочим по шиллингу в день, для крупной экспедиции было обычным делом набрать команду из двух сотен человек или больше, причём процессом руководило весьма скромное число бригадиров. Ур — классический пример работ такого масштаба. Раскопки продолжались двенадцать лет, иногда по пять месяцев в году. За это время были перемещены многие сотни тысяч тонн земли, и свет увидело огромное количество находок, иллюстрирующих временной период протяжённостью примерно в шесть тысяч лет. В реестр вошло около двадцати тысяч объектов, которые будут изучаться и пересматриваться, пока археология Месопотамии считается предметом, достойным внимания — возможно, вечно, — и по мере появления новых сведений интерпретация и реинтерпретация будут сменять друг друга поколение за поколением. Но из-за скорости, с которой шла работа, значительный объём данных был неизбежно утерян, несмотря на блестяще организованную полевую работу, соответствовавшую самым высоким стандартам. И всё же, если бы мы вели раскопки, ориентируясь на сегодняшние требования, мы бы нашли не более десятой доли наших объектов, остальные девять десятых, вероятно, не были бы обнаружены никогда. В общем, я являюсь, подводя итог, бессовестным сторонником археологии давно минувших дней, последним романтиком, как великодушно окрестил меня коллега-археолог, занимающийся Индией. Но, принимая во внимание ограничения, накладываемые на нас сегодняшней экономикой, а также развитие научных методов, мы вынуждены довольствоваться относительно скромными раскопками и затем пропускать все находки сквозь мелкое сито. Таким образом, мы ничего не упускаем, но и почти ничего не находим. Иногда найденные свидетельства столь скромны, что заставляют старшее поколение сомневаться, а стоил ли результат потраченных усилий. Безусловно, на этот вопрос нужно ответить «да», но всё-таки радоваться тут нечему, и сейчас ещё более, чем всегда, от исследователя требуется здравый смысл и чёткое понимание цели.

Признавая справедливость подобных рассуждений, мы всё-таки должны отдавать себе отчёт в том, что, хотя формально археология остаётся гуманитарной наукой, по сути она уже ближе к наукам естественным, с которыми её роднит методология раскопок, классификация и компиляция результатов и применение научных методов для анализа каждой находки.

Основные научные методы анализа сейчас хорошо известны, и я не стану описывать их подробно, но стоит помнить, что два самых важных метода появились уже после Второй мировой войны, то есть не более тридцати лет назад. Новые технологии показались бы невероятно интересными и ощутимо помогли бы первопроходцам прошлых эпох, пытающимся датировать последовательности как исторических, так и доисторических культурных слоёв и установить точную хронологию, полагаясь исключительно на зарождающийся стратиграфический метод и глубокое знание истории. Без продолжительного и тщательного изучения предмета новые научные методы, радиоуглеродный анализ и метод термолюминесцентного датирования принесли бы мало пользы. Радиоуглеродный анализ органического вещества был бы несказанно полезен Вулли при датировке культурных слоёв царского кладбища и помог бы ему избежать многих ошибок. Чтобы получить более надёжную датировку последовательностей Раннединастического периода, нам пришлось ждать 1970-х годов, когда в нашем распоряжении вновь оказались данные, относящиеся к соответствующим слоям, в частности, найденные при раскопках раннединастических городищ Абу Салабиха и Ниппура в Южной Вавилонии. Далее полученные результаты будут проверены методом термолюминесцентного анализа, позволяющего установить дату обжига керамики на основе подсчёта потерянных электронов. Тем не менее нельзя забывать, что ошибки, которые неизбежно возникают при применении указанных методов, можно исправить, только имея правильно посчитанную хронологию. В случае Месопотамии хронология опирается на царские списки и списки лимму, а также на установленные соответствия с хронологией Египта, которая с разной степенью точности была посчитана математическими методами не менее ста лет назад. Таким образом, точность результатов достигается объединением современных научных методов с методами археологии, истории и лингвистики, позволяющей нам пускать в ход письменные источники, когда они доступны.