Мария Плахова - К островам Индийского океана

«Тогда в Атлантике» в кают-компании страшным ударом волна вышибла из иллюминаторов стекла… Вода стала проникать внутрь, пришлось команде работать в трюме, устраняя течь.

Именно в том рейсе, где волна жгутом скручивала трап и вышибала стекла, в качестве начальника экспедиции принимал участие Андрей Сергеевич Монин.

— Когда волна по кораблю ударила, — в одной из бесед в Москве говорил Андреи Сергеевич, — мне понравилось, как повел себя капитан — деловито, спокойно.

Рассказывал Монин, будто не произошло ничего особенного. Помнится, были мы тогда удивлены: ученый широкого диапазона, чьи труды сыграли важную роль в становлении новых направлений в науке, автор печатных трудов, ставших настольными книгами специалистов по геофизической гидродинамике и получивших всемирное признание, наравне с сотрудниками несет тяготы рейса.

Андрей Сергеевич любит во все вникать сам.

В Южном отделении Института океанологии мы слышали, что Монин участвует в подводных погружениях батискафа. Как-то в Москве при случае не преминула я задать вопрос:

— Андрей Сергеевич! Расскажите, пожалуйста, о вашем участии в погружениях… Ведь под воду уходят лишь люди со специальной подготовкой, пилоты и экипаж аппаратов?

— Пришлось участвовать. Восемь погружений на «Пайсисе» и одно — на «Аргусе». «Аргус» — аппарат отечественный, работал на глубинах не более четырехсот метров, хотя ему доступны гораздо большие. Чувствую — нет у гидронавтов доверия к аппарату. Пошел сам с ними на погружение, увеличив задание по глубине. А какую удивительную картину видишь при погружении!

Весь склон Черного моря похож на гигантскую, уходящую вниз лестницу; в иллюминаторы батискафа хорошо видно, как набегает на берег и откатывается обратно волна, — это изумительное по красоте зрелище! А каков цвет! Измененные лучом прожектора, краски мерцают, переливаются, будто нагретый над землей воздух.

Рассказывает Монин как художник. Видишь глубинно-таинственный оттенок вод, подсвеченных беспощадным лучом прожектора, И неудивительно: в приемной Института океанологии, возле директорского кабинета, висят картины Андрея Сергеевича: серия пейзажей — Египет, Франция, Подмосковье.

…Париж. Застывшие в неподвижности серо-зеленые химеры устремили с высот Нотр-Дам пристальный взгляд на уходящее к горизонту море крыш.

Заполняя все пространство холста, спят египетские сфинксы, окруженные серебряным ореолом раскаленного воздуха.

Вертикали ельников и берез пересекают равнинный пейзаж Подмосковья. Работы ясны, логичны, как в греческой ранней классике с ее торжественным покоем, присутствует в них беспристрастность, внутренняя просветленность. Картины проникнуты спокойным, созерцательным духом, как говорится, от себя не уйдешь — рукой художника руководит аналитический ум ученого.

История искусства знает тому примеры. Среди живописцев раннего Возрождения Пьеро делла Франческа занимался живописью и параллельно наукой, Брунеллески и Альберти подводили научную основу под искусство, разрабатывая учение о перспективе и «музыкальных пропорциях». Романтический мечтатель Паоло Учелло ломал себе голову над применением новых законов перспективы к живописи.

— Итак, прошли мы благополучно на «Аргусе» максимальную глубину, чувствую, поняли гидронавты, что аппарат надежен.

— А как вы себя при этом чувствовали?

— Ну, как себя чувствовал? Тесновато, неудобно. Ни встать, ни сесть, чтобы в иллюминатор выглянуть, приходится залезать в щель, какие-то железки в бок упираются…

— А на «Пайсисе», в Красном море? — спрашивает Алексеев.

Известно, что во время погружения «Пайсиса» на дно Красного моря в декабре 1979 года наблюдателем А. Мониным, а также А. Сагалевичем и Е. Черняевым была открыта величественная вертикальная стена высотой с полкилометра — нижний уступ внутреннего рифта. Исследования глубоководными аппаратами позволили составить детальную картину строения красноморского рифта; на севере Красного моря были проведены уникальные работы в зоне удивительных впадин, наполненных горячим рассолом.

Тогда «Пайсис» ушел почти на предельную расчетную глубину с целью исследовать перемычки, определить, сообщаются ли между собой впадины Чейн и Дискавери.

— Около дна цвет воды резко изменился, — продолжал Андрей Сергеевич. — Из прозрачно-голубого стал мутновато-желтым. Вода помутнела, — значит, аппарат подошел к зоне рассола. За счет возросшей плотности воды скорость погружения замедлилась, на глубине немногим более двух тысяч метров мы увидели под собой дно и сели. Грунт был темный, почти черный, местами, образуя желтые полосы, выступал ил, а выходы соли — в виде светлых пятен. Пошли дальше, попытались сесть на грунт, покрытый мелкой рябью, но аппарат попал в плотную среду, она, как глицерин, обтекала «Пайсис», образуя вокруг струящееся марево.