Мария Плахова - К островам Индийского океана

Место для работы выбирать не надо: куда ни кинешь взгляд, открывается удивительная панорама. Обвалакивающая мягкость сиренево-голубых теней, дальние планы снивелированы голубизной, в бледно-зеленые долины вкраплены белые кристаллики строений, паутинки дорог, шпили колоколен… Ближний план оживлен густо-красными штрихами — таков цвет маврикийской земли, холодные и теплые тона. Невольно вспоминаются полотна Поля Сезанна: отказавшись от обычной светотеневой моделировки, художник мудро использовал оптический закон, по которому холодные тона воспринимаются человеческим глазом как более отдаленные, теплые же кажутся находящимися вблизи.

Плахова работает, Шилейко и Лисняк давно скрылись в кратере. На солнце жарковато, в тени прохладно, располагаюсь между светом и тенью, подле беседки с башенкой под ярко-красной шатровой крышей, не переставая удивляться, как ухитрилась природа соединить дикую фантасмагорию скал с идиллическими равнинами. Впечатление грандиозности горных массивов усиливает их необычная форма, самой высокой точкой Маврикия является вершина Питон-де-ла-Ривьер-Нуар, восемьсот двадцать шесть метров над уровнем моря.

Отсюда, с высоты, океан с ожерельем прибоя кажется застывшим. Спокойны зеркальные воды, будто не они трое суток терзали корабль, грозя раздавить, расплющить все живое…

Из-за беседки вижу: за спиной моего соавтора появился зритель — немолодой индиец с белоснежной шелковой повязкой на голове. Тюрбан этот давно мелькал возле кратера — воистину идеи владеют миром, теория целебного бега не миновала Маврикий!

Спортсмен долго смотрит на мелькающие в ее руках кисти, одобрительно покачивая головой. Как редкостный светлый цветок, колышется тюрбан над смуглым лицом.

Неподалеку, на газоне, двое худеньких юношей, почти мальчишек, разложили самодельные сувениры, раковины, кораллы, в стеклянных пробирках розовеет марганцевый песок. Туристы предпочитают иной сезон, и юные коммерсанты поглядывают в мою сторону, надеясь подзаработать.

Молодежи трудно найти работу на перенаселенном острове, приходится соглашаться на любые условия, даже если до места работы надо ежедневно ездить за пятнадцать-двадцать километров. Гораздо легче найти работу женщине — ей можно меньше платить, и это выгодно нанимателю.

Пристраиваюсь с альбомом и рисую юношей — сначала одного, потом другого. Особенно хорош младший — глаза юного маврикийца затенены ресницами столь густо, что кажутся обведенными черной каймой. Мягкие смоляные кудряшки надо лбом, детски открытое лицо. Позирует охотно, следит за моей рукой живым, внимательным взглядом.

Рисунок идет легко, как бывает всегда, когда нравится модель. Окончив, не прошу натурщика подписать свой портрет. Зачем? Просто бесхитростный юноша с острова Маврикий, вынужденный поделкой сувениров зарабатывать на жизнь.

Поделки эти не лишены фантазии и вкуса. Из разноцветных плоских ракушек собраны «букеты» — нежнорозовые, кремовые. Снизаны на проволочные стебельки «цветы», удлиненные темные створки заменяют листья. Тщательно инкрустированы мелкими каури коробки, чернильные приборы, но доминирует в этом ассортименте выпиленный из фанеры крючконосый Додо.

Существо это обладает, пожалуй, наибольшей известностью из всех вымерших птиц. Считают, что размером она была побольше лебедя, имела могучий изогнутый клюв и весила до двадцати пяти килограммов. Если верить молве, голландский адмирал Варвик, впервые ступив на остров в 1598 году, поименовал эту птицу «тошнотворной» по причине безвкусности и жесткости ее мяса.

Последнее упоминание о сером дронте (так назвали ее ученые) относится к 1681 году и принадлежит англичанину Бенджамину Хэрри — в манускрипте, хранящемся в Британском музее, упоминается «Додо, у которой очень жесткое мясо…».

Перед Национальным музеем Порт-Луи, за ажурной оградой, сам подобный экспонату, высится могучий баобаб с серо-голубым, похожим на бочку стволом. Подтверждая существование чудес на земле, в залах вращаются под потолком на тросах чучела гигантских мерлинов, рыб-мечей и акул, каменными глыбами высятся слоновые черепахи.

В центре экспозиции, в прозрачном стеклянном кубе, расположилась крупная птица с толстым, загнутым вниз клювом и остатками крепко прижатых к бокам крылышек. Имя Додо одни считают переводом с голландского, означающим «черный огузок», другие связывают название с португальским («Додо» созвучно со словом «глупый»). Рассказывают, что птица эта по доброй воле шла в руки к людям, не боясь выстрелов. Убивали ее и камнями и палками. В считанный срок колонисты уничтожили всех Додо.