Андрей Матусовский - Среди индейцев Центральной Венесуэлы

Хоти разрешают мне свободно заходить к ним в хижину, благодаря чему я имею возможность подробно изучить ее конструкцию и интерьер. Их жилище представляет собой прямоугольную в плане хижину под двускатной крышей, крытой большими пальмовыми листьями (такими же, какими устилают крыши своих жилищ индейцы ябарана), доходящей до земли. Каркас хижины составляют жерди, скрепленные между собой в п-образную форму – непосредственно на них и опирается вся конструкция крыши. Но в отличие от искусной, с большим мастерством подогнанной и сплетенной крыши у ябарана, у хоти пальмовые листья набросаны с весьма условной подгонкой, что выдает временный, непостоянный характер данного типа жилища. На верх п-образного каркаса хозяева продольно настелили жерди, что позволило им организовать своеобразный чердак под смыкающейся кровлей – на нем хранятся духовые трубки, копья, корзины.

Каждый хоти, за исключением грудного ребенка, спящего вместе со своей матерью, имеет свой гамак.

Гамаки хоти – это многочисленные почти двухметровые нити, скрученные из растительных волокон, несколько раз перетянутые в поперечники по всей своей длине такими же, но более тонкими, нитями.

В хижине у хоти постоянно тлеют три-четыре костра, которые по мере надобности с помощью умелых и ловких движений они заставляют вновь вспыхнуть, используя при этом не только свое умение, но и специальные маленькие плетеные опахала, лежащие рядом с костром.

Автор книги около хижины хоти

К опорным столбам конструкции жилища в большом количестве подвешены плетеные корзины с домашним скарбом. На плотно утоптанном земляном полу лежат плетеные циновки и стоит деревянный чурбан для сидения.

Вместе с людьми в хижине живут две собаки, имеющие свой персональный настил-лежак, попугай с ярким зелено-красно-желтым оперением, какая-то маленькая лесная птичка со своими крохотными птенцами и пушистый зверек-грызун, которого хоти называют лара.

Трут для добывания огня

Под крышами хижин висят подвязанные лианами сухие чурки – хоти до сих пор добывают огонь трением, и чурки ни при каких обстоятельствах не должны намокнуть! Тонкую стружку, получающуюся в процессе выточки стрел для духовой трубки, используют для разжигания огня – у хоти также всегда найдется ее небольшой сухой пучок.

Следуя какому-то своему обычаю, хоти развесили черепа и челюсти съеденных ими животных на шесты и ветки вокруг своей хижины, так что возле их жилища красовались большие челюсти тапира, челюсти маленьких кайманчиков, обезьяньи черепа.

Тропическая ночь наступает очень быстро. Разница между светлым временем суток и полной темнотой составляет всего двадцать-двадцать пять минут.

Ложась спать, мои проводники всегда долго беседуют между собой на испанском. Сопровождающий нас индеец ябарана чаще молчит и не участвует в этих разговорах. За стенами хижины слышатся звуки ночного леса.

Лишь как-то раз в одну из ночей наш ябарана прервал их разговор. Тогда я еще не знал хорошо испанского и разобрал только «ла тигра». Беседующие тут же замолчали и стали прислушиваться.

А наутро Аксель спросил меня: «Ты ночью что-нибудь слышал?»

– Да так, ничего особенного, как и раньше, обычные звуки ночного леса.

– Наш ябарана ночью в лесу, совсем рядом, слышал рычание ягуара, он ходил где-то недалеко от нас.

Только теперь я осознал значение ночного «ла тигра».

Мои проводники каждый день надолго уходят на охоту или рыбалку.

Они говорят мне: «Пойдем с нами! Чего тебе тут сидеть?»

Я отказываюсь. Тогда они спрашивают меня: «Ты побудешь здесь один, хорошо? Тебе не будет страшно?»

Мне их вопросы кажутся просто глупыми. Они не понимают, что я остаюсь здесь ради хоти и никакого страха вовсе не испытываю.

Проводники уходят, и я остаюсь один на один с хоти. Мне интересно быть с ними, наблюдать за их жизнью.

Хоти, кажется, тоже понимают странного пришельца, интересующегося их жизнью, – никакой агрессии или неприязни – наоборот, индейцы с охотой показывают мне, чем они занимаются, разрешают зайти в хижины.

Один из мальчишек приносит из леса странный плод продолговатой формы. Говорит, что это некая курвата. С очень серьезным видом он начинает что-то мастерить из курваты, ловко орудуя ножом. Я наблюдаю за ним. Он разламывает плотную кожуру ножом – внутри большая мохнатая белая метелка. Выкидывая за ненадобностью метелку, он продолжает деловито расщеплять и резать плотную оболочку курваты. Сделав таким образом несколько продолговатых заготовок, соединяет их между собой в какой-то только ему понятной последовательности. В итоге получается своеобразная крестообразная штуковина, напоминающая не то самолет, не то какой-то замысловатый каркас. Паренек критически осматривает получившееся изделие.