Генрих Харрер - Семь лет в Тибете. Моя жизнь при дворе Далай-ламы

Сильные снегопады, предвещавшие раннюю зиму, несколько нарушили наши планы. Мы с точностью до грамма рассчитали все, что берем с собой, а теперь стало ясно, что необходимо еще второе одеяло. Зима, конечно, самое неблагоприятное время для путешествия по высокогорным плато Центральной Азии, но в Кьироне оставаться дольше нельзя было ни в коем случае. Мы даже подумывали, не переправиться ли нам тайно в Непал, чтобы перезимовать там, но отказались от этой идеи, поскольку непальские пограничные заставы славятся особой бдительностью.

Собрав нужное количество провианта в тайнике, мы принялись мастерить себе переносную лампу. По-видимому, местные жители заметили, что мы что-то затеваем, и больше не оставляли нас ни на минуту без присмотра. Постоянно при нас были соглядатаи, так что нам не оставалось ничего другого, как отправиться в горы, чтобы без помех доделать осветительный прибор. Абажур мы смастерили из обложки моей книжечки по истории региона и тибетской бумаги, наполнили маслом портсигар – это должно было питать наш огонек. Источник света, пусть даже слабый, был нам необходим, потому что мы планировали снова идти по ночам, пока не минуем населенные районы.

Я все еще ждал, когда мне вернут долг. Но деньги должны были выплатить со дня на день, поэтому мы решили приниматься за дело.

По тактическим соображениям Ауфшнайтер должен был выйти из деревни первым, как бы на прогулку. И вот 6 ноября 1945 года он открыто днем покинул деревню с набитым вещами коробом за плечами. Его сопровождала моя собака, подарок одного знатного человека из Лхасы. Это был длинношерстный, среднего размера тибетский пес, и мы оба к нему очень привязались. Тем временем я пытался получить назад деньги, но безуспешно, потому что люди что-то заподозрили и не хотели ничего мне отдавать до возвращения Ауфшнайтера. В общем, подозревать нас в подготовке к побегу было логично. Срок нашего пребывания в деревне подходил к концу, и если бы мы действительно намеревались отправиться в Непал, то никакая секретность была бы не нужна. Пёнпо боялись неприятностей от правительства в случае, если нам удастся пробраться в центр страны, и настраивали жителей против нас. А те всегда жили в страхе перед властями.

Ауфшнайтера стали лихорадочно искать, а меня несколько раз допрашивали, желая узнать, куда он пошел. Мои попытки представить дело так, будто Ауфшнайтер просто отправился на прогулку в горы, не увенчались успехом. Я решил, что потрачу еще один день на то, чтобы вернуть хотя бы часть своих денег. Остатком пришлось пожертвовать, потому что добиться чего-нибудь без возвращения Ауфшнайтера было невозможно.

Вечером 8 ноября я решил покинуть деревню, если понадобится, даже с применением силы, потому что теперь за каждым моим шагом следили. И в доме, и вне его – везде были соглядатаи, не спускавшие с меня глаз. Я выждал до десяти часов вечера, надеясь, что они отправятся спать, но, похоже, в их планы это не входило. Тогда я решил прибегнуть к хитрости. Я притворился, что со мной случился припадок бешенства, яростно кричал, что в такой ситуации оставаться мне здесь невозможно, придется идти спать в лес, и стал прямо у них на глазах собирать вещи. В ужасе прибежали хозяйка дома и ее мать, поняли, что случилось, и попытались меня утихомирить. Они упали передо мной на колени и стали умолять не уходить, ведь, если я это сделаю, их выпорют, заберут у них дом и лишат всех прав. А этого они все-таки не заслужили. Старуха преподнесла мне белый шарф в знак уважения и просьбы, а когда и это не смягчило моего сердца, они с дочерью стали спрашивать, не нужны ли мне деньги. В этом предложении не было ничего оскорбительного, ведь во всех сферах жизни в Тибете взятки – обычный способ добиться желаемого. Мне было жаль этих женщин, я заговорил с ними спокойно и постарался убедить, что им нечего бояться моего ухода. Но их крики и причитания уже подняли на ноги весь Кьирон, так что действовать нужно было сейчас же, пока не стало слишком поздно.

Я до сих пор помню эти освещенные сосновыми факелами масленые монгольские лица за окном. Прибыли оба руководителя деревни с сообщением от пёнпо , что я должен остаться до утра, а потом могу отправляться куда захочу. Я знал, что это просто уловка, и не стал ничего отвечать. Тогда они пошли за своими начальниками. Хозяйка дома вцепилась в меня и сквозь слезы кричала, что всегда относилась ко мне как к родному сыну и у меня нет права так мучить ее.