Сергей Гусаков: Время драконов (Триптих 1)

: Отфотографировавшись, пошли обратно к вокзалу. И тут, буквально за десять минут до отхода автобуса, улицезрели в обрамлении вокзальной сирени подлинный прикол соц-реализма:

“ПАМЯТНИК ЖЕРТВАМ ТРЕТЬЕЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ”, КАК МЫ ЕГО СРАЗУ НАЗВАЛИ.

: ОДИНОКИЙ МУЖИК БЕЗ НИЧЕГО ДЕРЖИТ НА РУКАХ ВСЁ, ЧТО ОСТАЛОСЬ ОТ ЕГО РЕБЁНКА — РУЧКИ, НОЖКИ, ДВА КУСКА ТЕЛЬЦА И ГОЛОВКУ МЕЖДУ НИМИ,—

: КУЧКОЙ-РОССЫПЬЮ.

Комментарии были излишни. Коровин просто осел на землю и простонал:

– Ржев — город контрастов…

– Тут же дали себе слово: впредь ездить в Старицу лишь этой прикольно-прекрасной дорогой. Тем более, что прибыли мы туда ( на старицкую ‘автопространцию’ ) ровно в семь часов утра,– свежие, полные сил и выспавшиеся — и готовые к новым спелеоподвигам. Против безумно-бессонного калининского варианта просто немыслимый кайф! Целый день был впереди,– и ночь, и ещё день.

С обратной дорогой через Ржев, правда, некоторая конфузия получилась – но об этом я тебе в следующий раз поведаю.

— В общем, ты понял, что только зря время в своей армии, то бишь на флоте, убиваешь?..

Я, например, понял. О чём тебе и сообщаю: “Да”.

* * *

... он потянулся к свече, но раздумал. Некоторое время сидели молча. Было здорово так сидеть: совсем рядом, тихо, тепло и уютно.

Потом она сказала — хрипло, почти шёпотом: “переверни” ,—

: живой звук после того, что они слышали, казался кощунством.

Осторожно, словно боясь вспугнуть не осевшую после её голоса тишину, он произнёс:

— Там “Пинки”... “Атом хеа’т...”

— Ага,— сказала она,— только тише и ещё чаю.

: Казалось, музыка продолжала звучать в гроте — словно своды не хотели отпускать чудесные, чарующие звуки. «Будто реликтовое излучение,— подумал он. — А что: может, и есть в этом нечто?.. Вот чертовщина!»

..: Чай был холодным. Сорок минут “EQUINOXЕ” Жана-Мишеля стали для них двумя минутами, двумя сигаретами и одной волшебной сказкой:

«Сказка на двоих» ,— подумал он. «Звук. Фантазия... Как там у Анчарова?..»

— Он осторожно вылез из спальника. Примус стоял у другого края стола. Она закурила. Поискала, куда бы кинуть спичку. Он придвинул ей баночку из-под консервов. «Можно тысячу и один раз слушать его дома, в наушниках — но такого, как здесь НЕ БУДЕТ НИКОГДА.»

: Спичка зашипела на дне банки. Камень стал тёплым, мягким — и осязаемо-родным. Он словно излучал звук, которым его напоили,— он казался беспредельно близким, будто слитым с ними телом,— силуэты мягких ломаных граней, кристаллики с искорками свечи... Трещины — чёрными нервами; отпечатки ракушек — ушами. Пальцами темнота.

— Сейчас,— сказал он,— минуточку, ладно?

— Только быстрее, мне одной будет скучно.

: Одной ей было просто страшно — но она не хотела этого показать. Мелким и жалким был страх после такой музыки. Да и глупым —

— Я возьму твой фонарик,— сказал он,— ты посиди пока со свечкой. А приду — поставлю чай и поменяю батарейки в своём.

Она кивнула.

* * *

– из стихов Гены Коровина:

Шорох жалобно под ногами.

Лента кальцита – заберегами.

Холод воды обнимает камень,

Свет растворяется в тьме Мира Здания…

: Если тебе доверено Знание –

Первый шаг в царство Молчания.

* * *

— Пит чертыхнулся, вытащил из-под бока консервную банку, за ней вторую, третью,— хотел запихнуть их куда-нибудь в сторону,— затем понял, что их здесь целая свалка, всё не очистить — подался ногами вперёд, дальше — и тут же на его место, обдирая сапогами глину со стен, в распоре — руки и ноги в противоположные стены хода, чтоб не черпать животом грязь — протиснулся Сталкер.

— Ага. Свалка. Матрасники хреновы,— изрёк он и плюхнулся в лужу.

— Давай сюда, чего вы там копаетесь? — позвал из темноты Сашка.

— Устроили лагерь над самой дырой, а я ещё удивлялся, куда они мусор дели,— продолжал ругаться Сталкер,— не нашли лучшего применения дыре, чем выгребная яма...

— Зато наверху чисто,— философски заметил Сашка.

— ...!

Пит отодвинулся, уступая место Сталкеру.

— И ты полагаешь, что эта дырка никому не известна?..

: На низком своде виднелся реденький занавес сталактитов; тоненькие, полупрозрачные, будто восковые, многие были обломаны у самого основания — лишь капельки воды висели под их обезглавленными пеньками. Ослепительно белый луч пробежал по своду, перескочил на трещиноватую стену, споткнулся о нацарапанные имена и вернулся к обломанным натёкам.