Илья Стогов - Апокалипсис вчера - Комментарий на Книгу пророка Даниила

Идти предстояло через мусульманский квартал. Местные жители давно привыкли и не обращали на нас внимания. Только веселая молодежь дразнила монахов да дети, смеясь, иногда кидали в нас небольшие камешки.

Вот место, где женщина по имени Вероника пожалела Приговоренного, несущего на плечах громадную поперечную перекладину от креста, и платком вытерла Ему пот. Говорят, на платке навсегда отпечаталось Его окровавленное лицо.

Вон там, где ныне стоит сирийская церковь, на секунду остановившись, Он сказал несколько слов иерусалимлянкам, по обычаю плачущим над каждым приговоренным иудеем.

Когда-то на этом пути было сорок три остановки. Сегодня их осталось всего четырнадцать. Многие места просто не сохранились. Например, завоевав Палестину, мусульмане срыли руины дома Агасфера, Вечного Жида, человека, не разрешившего Христу отдохнуть на крыльце своего дома.

Возле каждой часовни мы останавливались, и монахи скороговоркой читали молитву. У одного из трех францисканцев правая рука была ампутирована и пустой рукав заправлен за пояс. Когда все крестились, он просто пониже наклонял голову. Сама улица была проложена прямо через рынок. Продавцы кричали, женщины, торгуясь, выбирали фрукты, на углах валялись тюки с китайским трикотажем, из пекарней пахло свежей выпечкой. Я подумал, что тогда, две тысячи лет назад, все было точно так же. Тот, кого я люблю, был убит между делом. Его просто отвели недалеко за крепостную стену и наспех распяли. Люди готовились праздновать Пасху, а на Него всем было плевать.

(Рядом с Тобой на Голгофу шли двое преступников. Разбойнику, шедшему справа, Ты пообещал, что сегодня же Он будет с Тобою в раю. Несколько часов мучений. Потом ослепительная, заживо сжирающая тебя боль в перебитых коленях. А дальше – Ты. Только Ты. Всегда – один только Ты.

Ты еще не умер, а худшие из нас уже видели слепящий свет Твоей победы. Но ведь я – еще хуже, чем тот разбойник. Большую часть своей жизни я равнодушен к Тебе. Не помню о Твоей смерти. Не прошу, чтобы Ты помянул меня в царствии Твоем. Но, как и тот преступник, я тоже надеюсь на свет... после которого не останется ничего, кроме Тебя.)

Вчера вечером я лежал в своем номере, смотрел в пол и опять думал о смерти. Но больше я ее не боялся. Мир вокруг умер, а меня это не касалось. Миру уже исполнилось пятнадцать веков, и, значит, ему пора. Но вот ко мне его смерть отношения больше не имела. Это древний Иерихон умер насовсем – а я выживу. Не потому, что я лучше, чем те, кто жил раньше, а потому, что наперекор самому обязательному закону мира нашлась воля, способная отменить этот закон.

В древнем чине христианского богослужения есть такой момент, когда священник задает прихожанам вопрос:

– Вы знаете тайну нашей веры?

И прихожане все вместе отвечают:

– Да, она нам известна. Эта тайна состоит в том, что наш Бог умер, но потом воскрес и скоро вновь придет к нам.

Я эту тайну знаю. И еще ее знают приблизительно миллиард христиан по всему миру. Эта тайна состоит в том, что древняя цепь уже разорвана. Христос умер, но потом воскрес и скоро придет к нам опять. Это значит, что смерти можно больше не бояться. Каждый рожденный должен умереть, но это больше не важно. Христос воскрес, а значит, воскресну и я. Мы оба будем живы.

Людям кажется, будто мощь и бессмертие – слова-синонимы. Что за жизнь нужно бороться, причем бороться изо всех сил. Хотя на самом-то деле жизнь – это бесплатный подарок. И выживает вовсе не тот, кто могуч. Всего сто лет назад мир был поделен между полудюжиной могучих империй – и где они все? Не осталось ни одной: Австро-Венгрия, турецкая Порта, китайская империя Цинь, великая Британская империя, СССР – куда они делись? А ведь дальше все будет еще веселее.

То, что кажется вечным, исчезнет довольно скоро. Города станут пустынями, камни сотрутся в труху. Мудрые книги будут разорваны на самокрутки, а статуи нарубят на кирпичи, из которых выстроят крепости. Но вот мы, люди, будем жить. Камни Иерусалима уже обратились в песок и скоро за ними последуют камни всех остальных городов планеты, а вот люди останутся. На самом деле выживет вообще очень многое. Но это будут не грозные империи, не величественные соборы и не мудрые книги. Это-то все как раз обречено. Выживет то, что кажется самым хрупким: ты, мой читатель. И я, пишущий эти строки. Даже если мы умрем – все равно останемся живыми. Такова тайна моей веры.

(Ты взошел на холм, где все уже было приготовлено, и обессиленно рухнул. Оставалось последнее: сама казнь. Над Тобой наклоняется римский центурион. Он еще не знает, что за слова сорвутся с его губ через три часа.