— Поживее поворачивайтесь!
И мы идем один за другим в это жаркое чрево самолета: Галон, Нельсон и я. Каждый оборачивается, чтобы махнуть на прощанье рукой, и каждого в этот самый момент нетерпеливый сержант строго окликает: «Фамилия?» — и делает отметку в своем бортовом листе.
Там, в самолете, заваленном ящиками, мешками, коробками, на двух длинных жестких скамьях сидят несколько офицеров ФАБ, летящих с далеких баз в отпуск в Рио, две чинные монашки, заточенные в свои длинные одеяния, какое-то семейство, переселяющееся, как выяснилось впоследствии, в Сан-Пауло из Манауса. На полу, на носилках, лежит Униранья, глядя на три наших — единственно ей знакомые! — лица с мольбой и надеждой.
Я выглядываю в окно. Клаудио и Орландо стоят рядом. Один в бесформенных штанах и рубахе, которая, казалось, никогда не знала утюга. Другой в серых шортах и вылинявшей шапочке. Сколько самолетов они уже встретили и проводили? Сколько еще им предстоит встречать и провожать?..
Эти два смертельно усталых человека еще не знали в тот момент, что в столичных канцеляриях уже был утвержден проект новой дороги Бразилиа — Манаус, которая должна будет рассечь Национальный парк Шингу. Они еще не знали, сколько сил им придется потратить, настаивая на небольшом изменении трассы. Чтобы она пошла в обход Парка... Они не знали тогда, что все их усилия потерпят неудачу, и в начале 1971 года севернее Диауарума состоится открытие новой дороги, которая станет «окном» в Шингу, означающим конец изоляции и покоя, который они более четверти века тщетно пытались здесь создать.
Чуть позади, готовый подбежать по первому зову Орландо, стоит Кокоти, давно уже привыкший к суматохе, ко всем этим самолетам, посадкам, взлетам, опозданиям, шуму, суете. Я нащупываю в кармане перочинный ножик, подбегаю к двери, высовываюсь и кричу, размахивая рукой:
— Кокоти! Кокоти, иди сюда!
Он подходит. Я наклоняюсь и, крикнув: «Держи!», бросаю ему этот ножик: три восхитительно острых лезвия, отвертка, шило, столь необходимое здесь, и штопор, столь бесполезный для Кокоти. Он ловит нож и вопросительно оглядывается, ища глазами Орландо. Тот улыбается и одобрительно кивает головой. Кокоти улыбается радостно и машет рукой: «Спасибо!»
— Я пришлю фотографии! — кричу я. Кокоти кивает головой. Он смотрит на меня дружелюбно, но — как бы это сказать? — без горячей любви. Он знает, что я «караиба». А из всех «караиба» только Орландо и Клаудио достойны доверия и дружбы. Только Орландо и Клаудио...
Самолет приземлился в Диауаруме.
Дочка повара Сабино.
Орландо (справа) и Клаудио Вилас-Боас.
Вождь иолапити Канато делает флейту жакуи.
Молодые чикао на плантации.
Женщина камаюра занимается прядением.
Аритана, сын Канато.
Диауарум. Автор книги беседует с Клаудио Вилас-Боасом и индейцем племени чукарамае.
На берегу реки Шингу (пост Диауарум).
Молодой чукарамае у самолета.
«Карамело? Это очень вкусно!»
Галон с Нилой — дочкой Пиуни.
Макари и Карикари играют на авижаре (деревня камаюра).
Тридцать лет с индейцами (Клаудио Вилас-Боас).
Дети камаюра.
Медсестра Мария осматривает сынишку Якупе (чикао).
«Алло! Сан-Пауло! Сколько стоит фанасуфа?»
Аруйаве — последний из трумаи.
Читать дальше