Игорь Фесуненко - Пост Леонардо

Профессор считает, что главными факторами культурной ассимиляции являются: притягательная сила города, воинская повинность (которая начинает охватывать индейцев, оседающих в городах и поселках), смешанные браки индейцев и белых, а также деятельность религиозных миссий. Возьмем, например, первый из названных факторов.

Притягательная сила города... Привыкнув к соседству и обществу белых, индеец начинает очень быстро понимать (иногда по собственному опыту, иногда по рассказам друзей или родственников, уже выбиравшихся «в люди»), что город является местом, где можно найти более или менее гарантированный заработок, новые и весьма заманчивые удовольствия и развлечения, а также лучшие условия для воспитания своих детей. Разумеется, все эти представления весьма отличны от представлений белых. Пределом мечтаний о заработке могут являться несколько монет за мойку машин или подметание улиц. «Развлечения» сводятся зачастую к рюмке кашасы, которую в городе достать неизмеримо легче, чем в своем селе, или к убогой провинциальной «синеме», где вертят голливудские боевики тридцатилетней давности.

Каждый визит индейца в поселок или город (наиболее распространенной причиной таких визитов является стремление обменять изделия своего ремесла на орудия труда, ткани, продукты и украшения) становится после его возвращения в родное село предметом оживленных обсуждений, споров, разговоров и... зависти. Выменянный нож или миска, бусы или штаны вызывают восхищение и неудержимое желание заиметь такую же чудесную штуку. Интерес к загадочной и соблазнительной жизни города растет, и с течением времени начинает постепенно увеличиваться количество вылазок и визитов. Кто-то оседает там навсегда, кто-то вообще исчезает из поля зрения соплеменников, давая почву для фантастических предположений насчет «удачи», найденного «счастья» и т. п. Проходит несколько лет, и город входит в жизнь индейской деревушки как гигантский магнит, растаскивающий ее по частям.

И это происходит вопреки тому, что индеец чувствует свое приниженно-подчиненное положение, свою роль парии в недоступном для него обществе белых, которое в подавляющем большинстве случаев не желает принимать его в свою среду.

Слушая рассказ Кардозо де Оливейра, я вспомнил любопытный эпизод, рассказанный Ноэлом Нутелсом. Однажды он выступал на одной из телестанций Рио-де-Жанейро в программе, посвященной индейским проблемам. Ведущий программу телекомментатор ввязался в спор с Ноэлом, пытаясь защищать «интеграцию» индейцев и доказать, что она приносит им «блага цивилизации». Ноэл, который никогда не лазил за словом в карман, возразил.

— «Интегрированный» индеец, — сказал он, — это человек, которого мы насильственно вытащили из общества, где он занимал первое место, и поставили в нашем обществе на последнее место. Возьмем, например, вашу телестанцию, — обратился Нутелс к своему оппоненту. — Имеется ли среди сотрудников этой станции хотя бы один индеец? Если таковой имеется, то я заранее готов поклясться, что он занимает самое скромное положение среди вас.

За кулисами забегали, зашептались, засуетились помощники режиссера, ведущего программу, и девушки-секретарши. Выяснилось, что действительно на телестанции работает какой-то индеец. Его привели и поставили рядом с Ноэлом. Тот посмотрел на растерянного скуластого парнишку, улыбнулся и спросил:

— Чем ты здесь занимаешься, сын мой?

— Мою полы, — ответил ничего не понимающий индеец.

Одним из самых эффективных и быстродействующих факторов ассимиляции Кардозо де Оливейра считает деятельность религиозных миссий, энергично и последовательно разрушающих не только культуру, но и всю социально-экономическую структуру индейского общества. Например, те же терена в XIX веке стали объектом обработки со стороны нескольких католических миссий. Вскоре дело дошло до того, что индейцы стали отождествлять понятие «цивилизованный» с «христианином». Святые отцы довольно быстро внушили им мысль, что для приобщения к цивилизации достаточно стать католиком, признав высшим божеством и вершителем судеб загадочного «героя» белых — Христа. Однако в XX веке деревни терена подверглись массированной атаке новых вероучителей: протестантов. Те были куда более агрессивны. Дело дошло до использования громкоговорителей для пропаганды евангельских догм с музыкой и истерическими заклинаниями. В результате каждая из четырех деревушек терена раскололась на две группировки; «католиков» и «протестантов». При этом принадлежность к той или иной группе, как легко понять, определялась отнюдь не приверженностью к тем или иным религиозным догмам (они продолжали оставаться для терена загадкой), а самыми разнообразными факторами, в том числе личным соперничеством, симпатиями или антипатиями, взаимоотношениями со священниками. Дело доходило до курьезов: поскольку протестантские падре категорически запрещали своей «пастве» употребление спиртных напитков (неизбежный спутник «белой цивилизации»), а святые отцы-католики ограничивались лишь мягкими отеческими внушениями и абстрактными рассуждениями о грехе и добродетели, некоторые индейцы, успевшие вкусить сладость кашасы, испытывая желание напиться, объявляли о своем переходе из «протестантов» в «католики». А погуляв на славу, возвращались, удовлетворенные, в лоно протестантской церкви.