Ф Филенка: На озере Кара-Су (путевые заметки)

— Вот уж, действительно, чертяка и даже с рогами, — ворчал он.

В сероватом предутреннем свете мы долго брели в извивающихся проходах. Со всех сторон нас обступал камыш высотой в два человеческих роста. Ничего не было видно вокруг, только над головой, в узком просвете между вершинами камышей, мерцало сереющее рассветное небо. Основательно утомившись, мы выбрались, наконец, из камышовых зарослей на чистую воду. Впереди расстилалась широкая водная гладь, над которой кое-где возвышались темно-зеленые острова камыша. Мы забрались в лодку и поплыли, осторожно отталкиваясь шестом. А время не ждало. Восток вспыхнул яркой алеющей полоской, только на западе огромным полукругом стоял пепельный сумрак уходящей ночи. Гомон ночных обитателей лиманов стал затихать, зато все громче и громче слышались голоса певчих птиц. Мы неслышно скользили по водной глади, среди плоских серо-зеленых листьев белых и желтых кувшинок. Над темно-зеленой пучиной вод склонялись пушистые метёлки тростника. В спокойной воде, как в зеркале, горел багрянцем второй опрокинутый восток. Зарево от него плыло по поверхности воды расплавленным золотом, и казалось, что вся глубина воды также лучезарна, сверкающа и прозрачно бездонна, как небо. Но побежала волна от лодки, и взломанное ею золото зари затопорщилось, сморщилось и исчезло, а под его осколками таилась темно-зеленая вода, в которой ползал среди водорослей огромный серо-зеленый сом, да под нависшими метелками тростника таилась щука.

Помня указания егеря, мы облюбовали себе один из островов камыша, причалили к нему и, привязав лодку за пучок стеблей, принялись готовить снасти. У меня были две складные бамбуковые поплавочные удочки, с лесками из жилки, сечением четыре десятых миллиметра, с двумя крючками. У моего спутника была одна такая удочка. Не особенно доверяя восторженным рассказам о ловле здесь Крупной рыбы, я всё же прихватил несколько тройников и жилку сечением в один миллиметр, намотанную на малую спиннинговую катушку. Не зная, как применить эту снасть на озере, я не стал ее вынимать из рюкзака.

Пока мы устраивались, зеркальная поверхность озера ожила. Тысячи всплесков рыбы покрыли ее маленькими и большими кругами. Почти у самой лодки рыба выбрасывалась из воды и, сверкнув в свете зари серебристой или золотистой чешуей, шлепалась в воду. Это был какой-то танец в честь и во славу ясного утра! Первые лучи солнца брызнули на далекую гриву прибрежных камышей, позолотили ее и побежали по воде к нашей лодке. Из голубой дали утреннего неба выплыли стайки маленьких белоснежных чаек. Они плавно взмахивали крыльями, взлетали ввысь, затем комом падали к воде, подхватывали что-то с ее поверхности и вновь взмывали в бирюзовое небо. Налетел первый порыв ветерка. Чуть заметная рябь легла у лодки на воду тончайшим кружевом; по мере удаления ее на открытый плес рябь росла, и на потемневшей воде пропали чудесные отражения раннего утра. Трепетно запрыгали на воде зеленые блинчики-листья кувшинок, и чуткие тростники, проснувшись, закачали опущенными к воде метелками, зашептали, зашуршали листвой, как бы повествуя — друг другу о сказочных видениях, грезившихся им в ночной тиши.

— Как хорошо! — тихо воскликнул мой спутник, и этим восклицанием вывел меня из восторженного оцепенения.

— Да, прекрасно! Однако мы с вами этак всю зорю потеряем!

Я схватился за удочки, которые так и лежали в лодке ненаживленные. Бережно вытащив из бокового карманчика рюкзака большую консервную банку с червями, я наживил крючки одной удочки и, облюбовав под нависшим тростником прекрасное местечко, где вода была спокойна, забросил туда леску. Едва крючки упали в воду, как на том месте вскипел бурун: он был поднят рыбой, бросившейся к наживке. В ту же секунду гусиный поплавок стремительно скользнул по воде и по наклонной линии нырнул в воду. Я не ожидал такой стремительной поклевки, дернул удочку резко, но рывок не получился; удилище согнулось и смягчило силу рывка. Еще одно усилие, и в лодку шлепнулись сразу две рыбы. На одном крючке был сазанчик граммов на двести, на другом билась какая-то белая широкая рыба, напоминающая подлещика. Быстро опустив в воду за борт лодки садок, я посадил туда рыбу и стал торопливо поправлять насадку на крючках. Тем временем мой спутник тоже закинул удочку и сразу же вытащил двух рыб. При новом забросе все повторилось почти в точности, только теперь попались сразу два сазанчика. Они очень упирались и я вынужден был подводить их к лодке по воде. Еще и еще забросы, и — все то же самое. В азарте этой невиданной ловли мы потеряли счет времени, забыли о еде. Я так и не успел размотать вторую удочку, а садки наши почти уже наполнились. Мы начали брать рыбу с выбором, отпуская сазанчиков менее ста пятидесяти граммов в озеро. Наконец, наступил тот момент, которого мы больше всего боялись, — у нас кончились черви. Было девять часов утра. Где взять червей? Их нет на десятки километров в округе. Словно подсмеиваясь над нами, из зарослей тростника выпорхнули две камышовки и, уцепившись тоненькими лапками за стебли тростника, уставились на нас черными бусинками глаз, будто спрашивая: "Ну, как, рыболовы, на бобах остались?"