Михаил Ромм - Штурм Пика Сталина

Абалаков стоит на вершине. Памир, величайший горный узел мира, лежит под ним грандиозной рельефной картой. Горные цепи и реки глетчеров уходят в даль, за границы Китая, Индии и Афганистана. Сверху, с птичьего полёта, видна величественная свита пика Сталина.

Мощным снежным шатром, ближе всех других вершин, высится невдалеке пик Евгении Корженевской. Недвижно текут широкие, расчерченные чёрными полосами срединных морен ледники Бивачный и Турамьгс.

Темнофиолетовое небо пылает на западе неярким пожаром заката. Розовые блики ложатся на вершины гор. Восточные склоны покрыты холодной голубизной вечерних теней. С востока двигается лёгкая пелена облаков. Озарённая лучами заходящего солнца фигура Абалакова бросает на них гигантскую тень. Чудовищный двойник рождается в облаках. Абалаков поднимает квеpху руку – двойник в точности повторяет его движение. Километровый человеческий силуэт в облаках жестикулирует… И пока Абалаков, охваченный радостью победы, стоит на вершине, Горбунов, в нескольких стах метров ниже, продолжает мучительный подъем. Где-то внизу он оставил воткнутый в снег ледоруб. Замёрзшие руки он спрятал под штурмовой и ватный костюмы и старается отогреть их теплом собственного тела. Ощущение странной нереальной лёгкости причудливо сочетается с огромным напряжением, которого требует каждый шаг. Вершиной гребень и тёмная фигурка Абалакова на нём близки и все же недостижимо далеки.

На полкилометра ниже в маленькой палатке, затерянной в фирнрвой пустыне, лежит Гетье. Надорванное сердце через силу гонит кровь по сосудам, безмерная слабость сковывает члены. Настроение полной примирённости с неизбежным давно охватило больного. Давно уже он уяснил себе невозможность спуска вниз, невозможность миновать ребро, по которому и в полном обладании своих сил удалось пройти с величайшим трудом. Мысли обращаются к судьбе других – товарищей, штурмующих вершину, близких, оставшихся в Москве.

Внизу, в лагере «4600», Гетье описал в своём дневнике эти часы ожидания:

"З сентября 1933 года.

…Николай Петрович с Абалаковым ушли. Лежу один, постепенно теряю представление о времени. Перед уходом Н.П. оставил мне альпинистскую кухню со снегом и метой, но нет сил её зажечь. Знаю, что тогда опять начнётся рвота.

Думаю, что с их возвращением придётся делать попытку спускаться вниз. Совершенно себе не представляю, что буду делать. Сил нет перевернуться с боку на бок, а не то, чтобы идти. Наконец, даже если бы силой громадного напряжения удалось спуститься в лагерь «6400», дальнейший спуск по ребру по лестницам и верёвкам для меня невозможен. Лучше и не пытаться, – иначе стащишь ослабевших товарищей.

Для меня возможность гибели – не неожиданность. Я её учитывал с первого дня организации экспедиции. Жалко только Людмилу, она больна, и ей без меня будет плохо.

Погода прекрасная, ветра нет. Солнце начинает скрываться за горами. Появляется луна. Светло, как днём. Их слишком долго нет…

…От волнения моё состояние сильно ухудшается. Если они не вернутся, останусь тут. Без них и пытаться спускаться не буду…"

Ещё на километр ниже, в лагере «5900», у двух маленьких палаток на краю фирнового обрыва, стоит Цак. Он провёл здесь двое суток в полном одиночестве, дожидаясь носильщиков с продуктами, чтобы идти с – ними наверх на помощь штурмов группе. Напряжённо наблюдает он в бинокль за лагерем «5600».

Здесь, в лагере «5600», кипит работа. Дудин и Гок Харлампиев добились согласия носильщиков идти на другой день верхние лагери. Гок отбирает продукты, распределяет кладь. Доктор Маслов формирует походную аптечку. Дудин пишет подробные записки Цаку и нам в лагерь «4600».

В лагере «4600» Каплан и я, обрадованные сообщени Маслаева о выходе двух штурмовиков к вершине, гадаем об участи. Ураим Керим с мокрым чаем на воспалённых глазах лежит в палатке. На скалах на склоне Орджоникидзе по – прежнему дежурит, наблюдая за горой, Маслаев.

Между тем Абалаков на северной стороне вершинного гребня находит выходы скал. Он складывает из камней небольшой и прячет в него консервную банку с запиской о восхождении Затем он возвращается к середине вершинного гребня. Здесь

он встречает Горбунова, пытающегося побелевшими от мороза пальцами фотографировать и определять по приборам точное расположение ближайших вершин. Абалаков вынимает походный альбом и делает спешные зарисовки.

В наступающей темноте альпинисты пускаются в обрата путь.