Гавриил Давыдов - Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, писанное сим последним

В 4 часа солнце показалось на одно мгновение, но потом небо снова покрылось мрачностью так, что находящийся менее полуверсты от нас горы, стали невидимы и дождь полил сильнее прежнего. Мы до костей промокли и дрожали от холоду. Скука наша умножалась еще более от воображения, что если дожди задержат нас долго в дороге, судно может уйти в Америку прежде нашего приезду в Охотск: тогда мы принуждены будем зимовать в сем городе и потерять целый год времени.

Иногда Якуты не останавливались на хороших кормовищах, a просили ехать далее говоря, что тут пьяная трава растет. — Что за пьяная трава? — Когда лошадь поест оной, то взбесится, бросается всюду, a потом околевает, спасти же ее тем только можно, что бы скорее оседлать и скакать на ней до того времени, как сделается в поту и в мыле. Однако никто не знает по виду сего вредоносного растения; но Якуты наслышавшись на каком кормовище лошади бесились, никогда уже на оных не останавливаются полагая, что там пьяная трава находится.

От Якутска до Аллах-Юны, лес по большей части Лиственничник и сосна, гораздо в меньшем количестве береза, осина, ольха, и кедровый сланец, много тальнику и ернику вообще лес мелок с Аллах — Юны оный в некоторых местах крупнее, особливо лиственница, потом пойдет много топольнику, коего прежде совсем не видели; но сосна становится реже, a на конец и вовсе исчезает. По дороге растет голубика, красная и черная смородина, последняя изредка, также довольно морошки и княженики.

Мы остановились не далее трех версте от той речки, где лошади наши утонули, почему некрещеные Якуты взяв котел отправились назад, дабы поесть досыта лошадиного мяса. Известно, что Якуты великие обжоры, и жирная лошадь самый лакомый для них кусок, но крещеные показывают при Русских, что He употребляют сего кушанья, хотя в улусах живут точно также как и все другие. Якуты едят не только тех лошадей, коих нарочно убивают, но и колеющих, даже иногда от заразы, от чего после и сами умирают. В третьем году Алданские Якуты поехали на сенокос, в которое время они обыкновенно пируют, то есть едят сколько могут. У сих была жирная лошадь. Она вдруг упала; Якуты подбежали посмотреть и нашли ее к удивлению своему мертвою. По обыкновенному суеверию вздумали, что дьявол убил ее; что однако не помешало им отведать мертвечины. Спустя несколько часов показалась у всех на теле опухоль, a потом и раны. Через двое или трое суток многие померли, a y иных места, где были раны, совсем выгнили. Тоже самое случилось и в тоже время на Амге и Аллах Юне, где был падеж на лошадей, которых Якуты не переставали до того времени есть, покуда сами многие перемерли Тогда прибегли они к своим Шаманам; сии упрашивали дьяволов, что бы не умерщвляли более лошадей, но зараза от того не менее продолжалась до самой осени. Между рогатым скотом и лошадьми оная также открывалась опухолью, претворявшеюся потом в раны и столь была сильна, что если кто до опухоли дотрагивался рукою, то на оной делались прыщи, a после раны. Сей случай выучил Якутов, и ныне они не ели уже падающих лошадей, хотя на Аллах-Юне зараза и много оных переморила. Ночью лед на Кен-Чайской наледи часто обваливался с превеликим шумом. По утру возвратились наши Якуты, привезли с собою целую ободранную лошадь и сказывали, что на месте съели по два только котла на брата, ибо время было холодно. Co всех трех лошадей сняли они гривы, дабы возвратившись в ночлег свой показать, что лошади поколели а не проданы, однако под сим видом, когда при конвое нет хозяина лошадей, работники нередко лучших из них съедают, a гривы привозят домой.

Вода в Ламковой речке убыла, почему перешли мы ее вброд и поднялись на крутую гору, по весьма грязной дороге. Одна лошадь сорвавшись, полетела саженьи две через голову вниз; однако же когда ее подняли, то она пошла хорошо. Верстах в десяти от ночевища выехали на большую дорогу. Должно было перейти вброд рукав реки Акачана, но как он был глубок, a мы не хотели останавливаться, то начали пробираться вдоль берега: ехали по крутому каменному косогору, или прямо по воде, где мельче, но лежало много наносного лесу. Объезд сей был чрезвычайно труден. Якуты хотя и слыхали, что есть другой лучший по вершине хребта, но не знали оного. Выехав опять на дорогу, перешли вброд не большую речку, от которой начинаются гари, mo есть места, где иногда траву выжигают, дабы после иметь лучшие кормовища. От сей речки до Юдомского креста, дорога не камениста и довольно хороша, хотя дожди и чрезвычайно попоршили оную. Перешли вброд несколько глубоких болот и приблизились к небольшой речке в коей вода была очень высока; но как, ширина оной не превышала четырех сажень, и по положили с берегу на берег несколько деревьев, наслали потом хворостнику и по сему мосту перенесли всю кладь, лошадей же перегнали вплавь. He большие реки, текущие поперек дороги и коим нет особенного имени, называются вообще поперечными речками. Переправа продолжалась три часа; после чего проехав около трех верста, остановлены мы были другою речкою. Тут нашли несколько человек едущих в Охотск и также стоящих за водою, и между ими Якутского купца Захарова, который в сороковой уже раз едет в Охотск, но ни когда не видал столь великих вод Якуты наши по дороге ели даже сырое лошадиное мясо. Поутру пошел дождь, но продолжался не более двух часов. Мы начинали уже делать плот для переправы; a как Якутам того не хотелось, то они сказали, что поищут брода; но нашли готовый мост подобный тому, какой мы вчера состроили. От сей речки начинается вторая гарь. На оной перешли вброд несколько глубоких болот и подъехали к Грязной речке, получившей сие название от чрезвычайно тинистого дна её. Оная так разлилась, что между ею и Юдомою (в которую она впадает) не было сухого места, хотя тут пространство берега, между ими находящегося, превышает две версты. He далеко от нас стояло несколько семей кочующих Тунгусов, и мы наняли одного из них съездить на Юдомский крест за большею лодкою. Он при нас отправился на берестяной ветке, (род малого речного судна), похожей на делаемые по реке Лене; только сии меньше и ходят кажется скорее. Тунгусы стояли для ловли рыбы. Мы ездили верхами на оленях. Седло на них кладется очень малое и без стремян, но ездок имеет обыкновенно в правой руке палку, служащую для сохранения равновесия. Езда довольно неловка, хотя скора; ибо олень делает большие шаги, рысью и бежит чрезвычайно скоро. На горы олень поднимается весьма легко, по причине короткости передних ног своих.