Джозеф Киплинг - Отважные капитаны [Адаптация - Мальвина Г. Фогель]

— Конечно, мальчик не есть иона. А он есть…

В кубрике воцарилось полное молчание: никогда еще кок не говорил так много за один раз.

— А он есть… — договорил кок на ломаном английском, — вернее, он быть… потом… хозяином Дэна.

— Еще чего скажешь! — возмутился Дэн. — Откуда ты взял?

— Из моей голова, Дэнни.

— Чушь собачья! — крикнул Дэн, и все его поддержали, но кок не сдавался.

— Так сказал моя голова, — повторил он.

Дни следовали один за другим — были они и солнечными, и туманными, — но каждый из них таил в себе нечто новое и интересное для Харви. В один из таких дней Дэн поделился с ним сокровенным секретом — рассказал, отчего его лодка носит название «Хэтти С.». Оказывается, подлинная и живая Хэтти всю прошедшую зиму сидела на школьной парте впереди Дэна. Ей было тоже четырнадцать, и она презирала всех мальчишек на свете, но это не помешало Дэну «врезаться в нее», как он выразился. И сразу после этого признания он открыл Харви еще одну тайну, взяв с него предварительно клятву, что тот будет молчать как рыба. Харви обещал, и тогда Дэн показал ему свое главное сокровище, которое он бережет как зеницу ока. Это был локон волос, отрезанный им у Хэтти на уроке. А та даже и не заметила.

Самой большой неприятностью для Харви в эти дни, не считая недолгой ссоры с Дэном из-за какой-то чепухи, были нарывы, появившиеся на запястьях обеих рук. Посмотрев на них, Дэн сказал, что это обычное дело — у него тоже когда-то было такое: потому что мокрая шерсть фуфайки и клеенчатые рукава куртки натирают кожу. У новичков, конечно, добавил он, не у настоящих моряков.

— Когда нарывы созреют, — добавил он, — мы их чиркнем бритвой. Я у отца возьму.

Так они и сделали, а соленая морская вода быстро залечила раны.

В один из дней капитан Троуп позвал Харви, велел ему встать за штурвал корабля и вести его. Ох, какое это было волнующее ощущение, когда судно повиновалось малейшему движению его руки, сжимающей спицы штурвала! Но в этом деле его вскоре постигла опасная неудача, когда он, забывшись, слишком круто повернул штурвал при сильном ветре, дующем в корму, в результате чего главный парус с громким хлопком разодрал деревянным брусом-гафелем кусок косого паруса. Его, конечно, пришлось спустить, и следующие несколько дней Харви, когда выдавалась свободная минута, натягивал на руку специальную перчатку, брал иглу и под руководством Тома Платта неумело сшивал парус. И, надо сказать, в конце концов добился успеха.

Усердие Харви в работе не осталось незамеченным: вскоре о его поведении начали одобрительно высказываться даже такие придиры, как Верзила Джек или Том Платт. Да и сам капитан Троуп благосклонно говаривал:

— Просто не узнать парня. Помните, когда попал к нам на борт — совсем помешанный был какой-то. Умом тронутый. Болтал невесть что про свою семью. А сейчас, видать, вылечился…

Однажды невдалеке от их судна вынырнула из туманной завесы французская рыболовная шхуна, и рыбаки начали обмениваться приветствиями.

— Ох, — вспомнил дядя Солтерс, — у меня ведь табак на исходе, а у них наверняка его навалом. Может, продадут?

Почти все из команды выразили желание пополнить запасы табака, и капитан Троуп согласился снарядить шлюпку к французам. Однако загвоздка оказалась в том, что никто не знал ни слова по-французски — как же с ними договориться?

— Я вроде бы учил французский в школе, — нерешительно сказал Харви.

— Тогда крикни им, что мы едем за табаком, — сказал Верзила Джек, и Харви прокричал:

— Табак! Табак!.. По-французски табак тоже табак, как и по-нашему, — объяснил он.

— Уи! Уи! — заорали французы, и Харви с гордостью перевел:

— А это значит по-ихнему «да».