Олег Попцов - На суше и на море 1986

Но Григорий и слышать не хотел о другой и продолжал умолять и улещивать князя. И капля источила камень — Ярослав согласился. Щедро одарил любимого отрока, и свадебный караван поплыл по Волге в Едимоново. Радостно встретила Григория Ксения, и пономарь был на седьмом небе от радости — шутка ли, породниться с отроком самого князя! — и пошел в селе пир горой. День пируют, второй, на третий стали готовить молодых к венцу.

А Ярослав, оставшись без Григория, заскучал и, чтобы развеять скуку, собрался на охоту. Любил соколиные гоны князь. Много было взято в тот день боровой и водоплавающей дичи, и к полудню разгоряченные охотники выехали на опушку леса, откуда была видна какая-то деревня. «Что за весь?» — спросил Ярослав у ловчих. «Твоя весь, княже, — отвечали те. — Едимоново-село».

Тут-то и вспомнил Ярослав, что ведь из Едимонова берет жену Григорий, и решил благословить молодых. А те уже стояли на коленях в церкви, и, едва Ярослав увидел Ксению, смутились в нем сердце и разум.

«Отойди! — велел он, подходя к Григорию. — Не твое здесь место».

Понял Григорий, что не миновать беды, однако обратил взор на невесту: «Что скажет суженая?»

«Отойди! Не твое здесь место!» — сказала Ксения, и Ярослав опустился рядом с нею на колени, и священник благословил их.

Вскоре после этого Григорий постригся в монахи, а потом ушел в скит. Весть о праведнике разнеслась по окрестностям, и убогие и скорбящие потянулись к обители. И всех принимал Григорий, и для каждого находил ласковое слово и утешение.

О новом святом прослышали и Ярослав с Ксенией и поехали в скит отмаливать грех. Узнав в отшельнике Григория, они бросились ему в ноги, прося простить их. И Григорий простил.

Вскоре Григорий умер, а после его смерти Ярослав построил в Твери монастырь и в память о своем отроке назвал его Отрочь-монастырь. Еще в 50-х годах в Калинине, на том месте, где сейчас стоит речной вокзал, можно было видеть остатки стены. Стены, которая когда-то опоясывала Отрочь-монастырь.

Очерк

Художник В. Костин

Был погожий весенний день 1978 года. Солнце, решив, видно, выполнить сразу месячную норму, жгло немилосердно, и над платформой поднимался легкий пар. Прямо на глазах исчезали мелкие лужицы, просыхали влажные скамейки. Я приехал на Ярославский вокзал провожать старого друга. Приехал — и удивился. Кажется, сама молодость заполнила перроны. Повсюду звучали веселые студенческие песни под аккомпанемент неизменного спутника молодежи — гитары. То и дело вспыхивал смех. И весь этот праздничный шум перекрывала медь духового оркестра. Москва провожала в дальний путь, на стройки Тюменского Севера, один из студенческих отрядов.

А в моей памяти возникали картины прошлого. Без малого полвека назад и я вот так же отправлялся в путь — на сибирский дальний прииск, на преддипломную практику. В те времена меня и моих товарищей не провожали с духовыми оркестрами.

…И вспомнился мне мой первый полевой сезон.

Шел 1936 год. Я со своими товарищами — студентами последнего курса геологоразведочного факультета Томского горного института должен был проходить преддипломную практику по геологической съемке и поискам. Понятно, все волновались: первые самостоятельные маршруты, «боевая проверка» знаний, полученных в институте. Особенно интересно было знать, кого куда пошлют. Здесь многое зависело от нашего преподавателя — профессора Иннокентия Ивановича Молчанова, который консультировал геологические работы на ряде крупных предприятий Забайкалья. Человек, обладавший энциклопедическими знаниями, феноменальной памятью, умением увлечь студентов, он был нашим любимым преподавателем и наставником.

Профессор был строг, но каждый студент в трудную минуту мог рассчитывать на его помощь. Удивительно, как при своей огромной загруженности он находил время, чтобы помочь первокурснику устроиться в общежитии, выпускнику подыскать интересное место работы, подсказать научную тему.

Иннокентий Иванович знал каждого студента по имени, отлично разбирался в наших способностях и возможностях и нередко выступал как бы пророком, предсказывая выпускнику его будущее. С ним было всегда интересно, но и страшновато: боязно было не оправдать его надежд.