Олег Попцов - На суше и на море 1986

2.00. Боясь проспать, Балыбердин очнулся и начал расталкивать Мысловского. Накануне договорились встать и собраться как можно раньше, чтобы выйти из лагеря с первыми лучами солнца. Эдик никак не хотел просыпаться, и Володя вскоре сам задремал.

4.20. Усилием воли они заставили себя подняться. «Как ты себя чувствуешь?» — спросил Балыбердин. «Не очень, но я пойду», — ответил Мысловский. Володя починил насос примуса, который начал некстати барахлить, растопил немного воды и приготовил чай. Потом он долго провозился с задубевшими на морозе ботинками (вечером, сняв их перед сном, забыл положить в спальник. Теперь их пришлось отогревать на примусе). Наконец все готово к выходу.

6.15. Связавшись двадцатиметровой веревкой, Владимир Балыбердин и Эдуард Мысловский покинули пятый лагерь. Впереди Володя, шедший по-прежнему без кислорода. За ним Эдик. Расход живительного газа он поставил на минимум: один литр в минуту. Мороз около 40°. Прошли оставшиеся 200 метров контрфорса. Поднялись на основной, Западный гребень Эвереста. Ледяной ветер стал здесь еще сильнее — начали мерзнуть руки и ноги. Солнце всходило, но его лучи не доставали восходителей, идущих в тени вершины.

6.30. Алексей Москальцов и Юрий Голодов вышли из базового лагеря. Вскоре достигли того места, где все обычно оставляли кошки [15] Кошки — металлические приспособления с зубьями, прикрепляемые к ботинкам для движения по льду или обледеневшим скалам. и ледорубы, чтобы не таскать их на себе. Как правило, кошки надевали здесь же, у большого камня. Москальцов и Голодов решили сегодня идти без них до первой веревки на ледопаде. Еще через полчаса двойка начала подъем. Прошли первые метры и услышали мощный гул. Громадные глыбы льда, увлекая за собой сотни тонн снега, катились с перевала Лхо-Ла. Лавина докатилась до того места, где они должны были надевать кошки. Поднялись еще метров на сто — и снова грохот ледового обвала. Внизу заволновались. Когда облака снежной пыли рассеялись, на ледопаде стали хорошо видны две маленькие точки, быстро и уверенно продвигающиеся по коварному Кхумбу.

8.00. Валентин Иванов из четвертого лагеря связался с базой и передал информацию о движении Балыбердина и Мысловского. (Наверху очень холодно. Мерзнет питание в рации. Переговоры передовой двойки с базовым лагерем приходится ретранслировать.) Вскоре группа Иванова начала подъем на 8500.

8.15. Мысловский и Балыбердин продвигаются по поясу рыжих скал. Идут слишком медленно, явно недооценив сложность маршрута. Решили удвоить Мысловскому подачу кислорода, прекрасно сознавая, что теперь его может не хватить на обратный путь. Пошли быстрее, хотя «быстрее» в данном случае понятие весьма относительное. Они часто останавливались, переводили дыхание, собирались с силами, которых оставалось с каждым шагом все меньше. И снова вперед, преодолевая нескончаемые 348 метров.

8.30. «При переходе трещины, — передал на базу Юрий Голодов, — потерял равновесие и упал вниз Леша Москальцов. Сильно ушиб переносицу, травмировал ногу. В сознании. Чувствует себя нормально… Если к нам подойдет доктор и еще кто-нибудь, мы его спустим…» Внизу оптимизм Голодова мало кто принял всерьез. Решили, что на ледопад кроме доктора выйдут еще несколько восходителей.

10.00. Спасательная группа подошла к Москальцову. Он лежал на расстеленной одежде в полном сознании. Левая часть лица распухла и посинела. Глаз полностью заплыл. Обильное кровотечение из носа. Множество ушибов на голове и теле. На левой голени глубокая рана, нанесенная зубом кошки при падении. Что произошло — не помнит. Произошло вот что. Проходя через очередную трещину по дюралевой лестнице, Алексей оступился, потерял равновесие и, падая, схватился за веревочные страховочные перила. Крюк, на котором они были закреплены, не выдержав резкого рывка, выскочил изо льда. Москальцов обрушился вниз, пролетев 15 метров (это высота пятиэтажного дома).

Его спасло чудо. От сильного рывка он перевернулся и полетел вниз ногами. Падая, скользил временами по стене трещины. Внизу лед, к счастью, был прикрыт толстым слоем снега. Алексей потерял сознание и только через несколько минут ответил Голодову: «Жив!» С трудом привязался к спущенной веревке, и напарник поднял его наверх. Пока доктор осматривал Москальцова, он лежал на снегу и… плакал. Не от боли (он почувствовал ее позже) и не от счастья, что чудом остался жив (он поймет это потом). Плакал потому, что из-за злосчастной трещины на ледопаде, которую не раз благополучно проходил, его главная вершина отдалилась на недосягаемое расстояние.