Антон Кротов: От -50° до +50° (Афганистан: триста лет спустя, Путешествие к центру России, Третья Африканская)

Раннее утро. 6:00 по европейскому времени. Железная дверь нашей камеры с грохотом распахивается. Вместе с рассветом в нашу камеру заглядывает охранник.

— Хэллоу, мистер! Хау а ю? Файн? — Привет, мистер! Как дела? Всё в порядке?

— Ноу! — Нет!

— Вай? — Почему?

— Вай, вай… Потому что мы в тюрьме! — спросонья отвечаем мы.

Всё же встаём. Прогулка под конвоем в туалет. Потом приносят нашу утреннюю пайку — два стаканчика чая и две булочки, всё в сумме стоило бы 1 быр. Мы в эфиопской тюрьме, полицейская станция номер 3, город Аддис-Абеба — Wereda, 3 Police Station, around Di Afric Hotel. Будете в Эфиопии, зайдите, занесите эту книжку, передайте привет.

Камера наша — просторный каменный объёмчик, 3х5 метра, высотой 2,5 метра. В качестве кроватей — какие-то мешки, но мы спали в спальниках, благо, рюкзаки у нас не отобрали. Вообще, комфортно, но это для нас, иностранцев, а в соседних камерах мужиков по двадцать всунуто на такой же площади. Потолок в клеточку — 54 клетки, окошко тоже в клетку, разделено решёткой на 12 долей.

У нас появилось неограниченное количество времени для того, чтобы писать письма и дневник, приводить в порядок свои записи по Африке, заниматься спортом, совершать молитвы, изучать книгу «Lonely Planet: Africa on a shoestring» (путеводитель по Африке, 1050 страниц на английском языке). Я сказал Алигожину, что, если просидим здесь год, можем попросить у надзирателей достать нам Коран, выучим на языке оригинала, всё равно надо чем-то заняться. (Илья не приветствовал такую перспективу.) Только две неприятности — неопределённость с тем, когда и как нас, наконец, освободят, а также плохое питание. Утром положено по стаканчику чая (50 грамм) и по булочке (100 грамм), днём и вечером — по инжере с соусом, похожим цветом и коинсистенцией на понос. Илья не мог наслаждаться этими инжерами, ибо это был самый невкусный сорт их. Многие заключённые заказывают продукты с воли, давая конвоирам деньги. Нам тоже предлагали: мистер? Хотите что-нибудь? Давайте деньги!

Мы решили не спонсировать тюремный бизнес и притворились полностью безденежными. Тюремщики сжалились над нами и объявили всеобщий сбор денег для помощи голодающим иностранцам. О чудо, они собрали нам 2 быра 75 копеек! Ещё два быра мы наскребли сами по карманам (доллары решили не показывать), и всего у нас 4,75 быр! Живём! Заказали сахару на 20 коп.

Дел никаких не просматривалось. Я написал жалобы в вышестоящие инстанции (на английском языке). А также сочинил надпись на стене камеры — на амхарском языке, с помощью словаря. За отсутствием амхарских шрифтов не могу её воспроизвести здесь. Украсили камеру фотографиями и открытками России и Москвы — обживаемся. Охранники заходят и дивятся. Вечером решил побороться с Ильёй, и он меня завалил несколько раз подряд. Надо мне больше тренироваться — или меньше есть инжер с поносным соусом.

С наступлением сумерек ходили проверяльщики, и, перед тем как запереть камеры на ночь, проверяли количество заключённых. По всему полу камер и во дворе валяются крошечные кусочки высохших, когда-то недоеденных кем-то инжер.

И вновь рассвет. 6:00 по европейскому времени. Железная дверь нашей камеры с грохотом распахивается. Вместе с утренним туманом в нашу камеру проникает охранник. Деревянным бруском колотит по двери камеры, чтобы вставали. Мы лениво открываем глаза. Охранник достаёт белозубую улыбку:

— Хэллоу, мистер! Хау а ю? Файн?

— Ноу!

— Вай?

— Вай, вай… Потому что мы в тюрьме! — спросонья отвечаем мы.

Хочешь, не хочешь, а надо вставать. В рассветном холоде (+12ºС) сорок обитателей тюрьмы бегут через весь двор во внутренние ворота и далее в сортир. Сортир не закрыт, и стоит кому-то задержаться, охранник стучит по цементной стене деревянным бруском. Теперь можно вернуться во двор и умыться, к тому же скоро (через два часа) принесут завтрак — по стаканчику чая с маленькой булочкой.

Днём камеры не заперты, и заключённые могут выходить во внутренний двор. Общаются свободно. Во дворе — три крана с водой и три ведра для мочи. Сам двор примерно восемь на восемь метров, ограждённый с двух сторон дверями камер, с третьей — решётчатыми окнами, за которыми спрятано начальство тюрьмы. Окна замазаны чёрной краской, и что за ними происходит, мы не видим. Четвёртая стена содержит железную дверь с окошком — в дверь можно постучать, и в окошко выглянет недовольная морда охранника. Иногда эта морда продаёт заключённым сигареты и принимает заказы на другие товары «с воли». Я думаю, что доставка товаров с улицы в тюрьму является неплохим бизнесом: не имея выбора, заключённые вынуждены приобретать всё по завышенным ценам, разница — в карман охранника. Над дверью с окошком — забор в два метра высотой, а за ним, снаружи — внешний двор, где находится туалет (туда нас выгоняют по утрам). Во внешний двор выходят двери Управления тюрьмы, и всё это тоже окружено вторым забором. Над этим вторым забором возвышается будка, где сидит, скучает солдат с автоматом.