Фернан Пинто - Странствия

Когда мы уже шли шесть дней по румбу ост-норд-ост, мы увидели большой город под названием Силеупамор и взяли курс на него. В два часа ночи мы вошли в гавань, представлявшую весьма красивую бухту почти в две легуа в окружности, где стояло на якоре огромное количество судов; по мнению тех, которые их подсчитывали, судов этих должно было быть не менее трех тысяч. Это повергло нас в такой ужас, что, не решаясь что-либо предпринять, мы постарались поскорее тихонько удалиться, пересекли реку в ширину, что составляло шесть или семь легуа, и весь следующий день шли вдоль большой равнины, прикидывая, где бы нам наиболее легким способом раздобыть себе пропитание. Дело в том, что провианта у нас оставалось уже очень мало и выдавался он нам в весьма ограниченном количестве, так что последние тринадцать дней мы очень страдали от дурной и недостаточной пищи, ибо каждому человеку полагалось на день всего лишь три ложки варенного в воде риса и больше ничего. В таком жалком состоянии мы добрались до каких-то древних построек, называемых Танамадел. Там мы и высадились на берег перед рассветом и натолкнулись на дом, стоявший несколько на отлете, где господу нашему было угодно, чтобы мы нашли в изобилии рис и фасоль, горшки с медом, соленых уток, репчатый лук, головки чесноку и сахарный тростник — всего этого мы набрали, сколько могли. Дом этот, как сказали нам китайцы, которых мы в нем захватили, служил кладовой странноприимного дома {192} 192 Странноприимный дом. — Скорее всего это был буддийский монастырь, так как из описания Пинто явствует, что дом не был государственным учреждением. , находившегося в двух милях отсюда, где набирали провианту паломники, шедшие поклониться усыпальницам китайских государей.

Вернувшись на суда с добытой нами обильной провизией, мы продолжали свой путь еще семь дней, что с отплытия нашего из Лиампо составляло уже два месяца с половиной. К этому времени Антонио де Фариа уже не верил в россказни Симилау и жестоко раскаивался, что пустился в такой путь, о чем и на людях признался. Но поскольку не было другого выхода, как отдаться на волю божью и принять необходимые меры против возможных неожиданностей, он так с великой мужественностью и поступил.

Однажды утром он спросил у Симилау, где мысейчас находимся, и последний ответил ему очень несуразно, как человек, потерявшийся в своих расчетах и не знающий, куда идет. Это привело Антонио де Фарию в такой гнев, что он выхватил из-за пояса короткую шпагу и убил бы Симилау, если бы между ними не стали люди и не принялись уговаривать Фарию, что так поступать не следует, ибо это привело бы ко всеобщей погибели. Вняв увещаниям друзей, он постарался сдержать гнев, но не настолько, чтобы не поклясться, взявшись за бороду, что, если через три дня Симилау не докажет ему правдивость своих слов, он заколот его этой самой шпагой. Словами этими последний был приведен в такой ужас, что в следующую же ночь, когда суда стояли возле берега на якоре, спустился неслышно в реку, причем, отсутствие его было замечено вахтенными лишь при смене вахт, когда об этом и доложили Антонио де Фарии; последний, получив это известие, настолько вышел из себя, что почти полностью утратил самообладание, но, опасаясь, как бы не произошло какого бунта, который уже назревал, не стал убивать двух вахтенных, повинных в этом упущении.

Сойдя немедленно на берег вместе со всеми людьми, Фариа отправился на розыски Симилау и искал его почти до утра, но так и не нашел, и ни одна живая душа не смогла сказать ему, где он находится.

Когда же Фариа вернулся на свои суда, то обнаружил, что из сорока шести китайских матросов, отправившихся с ним в плавание, тридцать два человека бежало. Опасаясь за свою жизнь, они решили спастись тем же способом, что и наш штурман. Антонио де Фариа и все находившиеся вместе с ним были так потрясены этим событием, что не могли выговорить ни слова. Они сложили молитвенно руки, обратили глаза к небу, и лишь слезы их свидетельствовали о чувствах, которыми были полны их сердца. И в самом деле, если должным образом оценить случившееся, всеобщую растерянность и великую опасность, которая нам угрожала, можно было потерять не то что дар речи, но и присутствие духа, здравый смысл и даже рассудок.

Созван был совет, чтобы договориться, как действовать в дальнейшем, но долгое время ни к какому решению прийти не могли, ибо присутствовавшие на нем высказали множество противоположных мнений. Наконец постановлено было продолжать путь, взяв на берегу, возможно незаметнее, чтобы не возбуждать тревоги, кого-нибудь, кто мог бы нам сказать, какое расстояние отделяет нас от острова Калемплуя. И если сведения, которые мы получим от языка, подтвердят, что захватить Калемплуй действительно так легко, как уверял нас Симилау, мы пойдем дальше, если же нет, то, повернув и выйдя на середину течения, дадим реке увлечь нас в море, куда она впадала. Придя большинством голосов к этому решению, мы продолжали наш путь в великом страхе и смятении духа, ибо сознавали смертельную опасность, в которую нас ввергала наша беспомощность.