Жюль Верн - Жангада

Но подлинное восхищение обеих девушек вызвали наряды местных щеголих, разодетых как истые бразильские горожанки. Да, жены и дочери здешних чиновников и крупных торговцев носили не простенькие деревенские платьица, а настоящие парижские туалеты. Правда, они успели выйти из моды, но не надо забывать, что Эга находится в пятистах лье от Пара, а Пара — в тысячах лье от Парижа.

— Глядите, глядите, какие красивые дамы и какие на них прелестные платья!

— Боюсь, они сведут нашу Лину с ума! — засмеялся Бенито.

— Поверьте, дорогая,— сказал Маноэль Минье,— в вашем скромном холстинковом платье и соломенной шляпке вы куда изящнее всех этих дам в высоченных токах [51] [51] Ток — высокий и прямой женский головной убор без полей. и широких юбках с воланами.

Тут они вспомнили, что намеревались осмотреть город, и пошли бродить по улицам, где оказалось больше ларьков, чем магазинов; погуляли по площади, где встречались местные франты и франтихи, задыхавшиеся от жары в своих европейских костюмах; и даже позавтракали в гостинице, смахивавшей на постоялый двор, где они имели случай пожалеть о вкусных блюдах, подаваемых каждый день на жангаде.

После обеда, состоявшего исключительно из черепашьего мяса в разных его видах, молодежь снова полюбовалась видом озера, сверкавшего в лучах заходящего солнца, и вернулась на пирогу, пожалуй, несколько разочарованная в своих ожиданиях и немного уставшая от прогулки по раскаленным улицам, таким непохожим на тенистые тропинки Икитоса. И даже восторги непоседливой Лины чуть-чуть поостыли.

Каждый занял свое место в пироге. Ветер, по-прежнему дувший с северо-запада, к вечеру немного посвежел. Подняли парус и пустились в обратный путь по озеру, питаемому темными водами реки Теффе [52] [52] Теффе — второе название озера Эга и название реки, которая в него впадает. , по которой, как говорят индейцы, можно сорок дней плыть на юго-запад, и она все время останется судоходной. В восемь часов пирога пристала к жангаде.

Улучив минуту, Лина сделала знак Фрагозо.

— Ну как, заметили вы что-нибудь подозрительное?

— Нет, ничего. Торрес почти не выходил из своей комнаты и все время что-то читал и писал.

— А он не входил в дом, не заходил в столовую, как я опасалась?

— Нет, только иногда прогуливался на носу жангады с какой-то старой бумагой в руке. Мне показалось, он изучал ее, бормоча себе под нос что-то непонятное.

— Может быть, дело куда сложнее, чем вы думаете, господин Фрагозо! И чтение, и писание, и изучение старых бумаг — все его занятия неспроста. Ведь этот буквоед и писака — не учитель и не адвокат!

— Ваша правда!

— Последим еще, господин Фрагозо.

— Будем следить, сударыня.

Двадцать седьмого июля, лишь только рассвело, Бенито дал лоцману приказ отчаливать. Между островами, разбросанными по всему заливу Аренапо, на минуту показалось устье Япуры шириной в шесть тысяч шестьсот футов. Этот могучий приток разветвляется на несколько рукавов и вливается через восемь устьев в Амазонку, раскинувшуюся здесь как море или морской залив. Япура бежит издалека, с высоких гор Колумбии, и течение ее лишь один раз преграждают водопады — в двухстах десяти лье от впадения в Амазонку.

К вечеру жангада поравнялась с островом Япура, после него острова попадались реже, и плыть стало значительно легче.

На другой день жангада плыла меж широких покрытых песчаными дюнами берегов, образующих высокий вал, за которым тянутся огромные пастбища, где можно было бы вырастить и откормить скот со всей Европы. Считается, что это берега, самые богатые черепахами во всем бассейне Верхней Амазонки.

Вечером двадцать девятого июля жангада пришвартовалась у острова Катуа — ночь обещала быть очень темной.

Солнце еще не зашло, когда на острове показалась толпа индейцев мурас, потомков древнего и могучего племени, которое занимало когда-то территорию в сто с лишним лье между устьями Геффе и Мадейры. Индейцы расхаживали взад и вперед по берегу, разглядывая неподвижный плот. Их было около сотни человек, вооруженных сарбаканами из местного тростника, вставленного для прочности в полый ствол карликовой пальмы.

Жоам Гарраль приказал не спускать глаз с индейцев и не раздражать их. В самом деле, борьба с ними была бы неравной. Индейцы племени мурас с необыкновенной ловкостью мечут отравленные стрелы, которые летят на триста шагов и наносят неизлечимые раны.

Острые как иглы стрелы длиной в девять-десять дюймов делаются из черенков листьев пальмы кукурит с оперением из хлопчатой бумаги и пропитываются ядом кураре, который, по словам индейцев, «убивает наповал». Его готовят из сока некоторых растений семейства молочайных и сока strychnos bulbeuse, с добавлением вытяжки из ядовитых муравьев и змеиного яда.