Прогулка продолжалась. Беседа шла о разных вещах, но преимущественно о том, что касалось меня. Мне пришлось рассказать еще кое-какие эпизоды из своего американского похода. Господин Жан находил прекрасным то, что Франция оказала поддержку и помощь американцам в завоевании свободы. Он завидовал нашим соотечественникам, великим и малым, отдавшим жизнь или состояние на службу этому правому делу. Конечно, имей господин Жан возможность поступить так же, он бы не колебался! Поступил бы в солдаты к графу Рошамбо. Не жалел бы патронов в бою при Йорктауне. Сражался бы за освобождение Америки от английского владычества.
И по тому, как он говорил это, по его дрожащему голосу, по его волнению, проникавшему мне в душу, можно было утверждать, что господин Жан смело исполнил бы свой долг. Но редко кто бывает хозяином собственной судьбы. Сколько великих поступков не сделано и не могло быть сделано! В конце концов, такова жизнь, и надо принимать ее такой, какая она есть.
Мы уже возвращались в Бельцинген, спускаясь по идущей к нему дороге. Первые его дома сверкали на солнце белизной. Их красные крыши рдели среди зелени, как цветы, хорошо различимые между деревьев. Мы были от них на расстоянии двух выстрелов, когда господин Жан сказал мне:
— Сегодня после ужина мы с матерью должны сделать один визит.
— Я вам нисколько не помешаю, — ответил я. — Я побуду со своей сестрой Ирмой.
— Нет, напротив, Наталис, я попрошу вас пойти с нами к этим людям.
— Как вам будет угодно!
— Это господин и мадемуазель де Лоране. Они давно живут в Бельцингене и будут рады такому гостю, поскольку вы прибыли с их родины. Мне очень хочется познакомить вас с соотечественниками.
— Как пожелаете. — Я понял, что господин Жан хочет посвятить меня в свои семейные тайны. «Но, — думал я, — не явится ли этот брак препятствием для возвращения во Францию? Не привяжет ли он еще крепче госпожу Келлер и ее сына к этой стране, если господин и барышня де Лоране обосновались здесь, не имея в мыслях возвращаться?» Потом-то мне довелось узнать, как обстояли дела на самом деле. Но немного терпения! Не надо торопиться, а то поспешишь — людей насмешишь.
Мы подошли к первым домам Бельцингена. Господин Жан уже поворачивал на главную улицу, как вдруг я услышал вдали барабанную дробь.
В то время в Бельцингене стоял пехотный полк — лейб-полк [57] Лейб-полк (немецкое Leib — тело) — в соединении с другими словами обозначает «состоящий при особе монарха», например, лейб-медик — придворный врач. Лейб-полк — непосредственно подчиненный правителю государства.
под командованием полковника фон Граверта. Впоследствии я узнал, что полк этот нес здесь гарнизонную службу уже пять или шесть месяцев. Весьма вероятно, что ввиду наблюдавшегося передвижения войск на запад Германии он не замедлит присоединиться к основным силам прусской армии.
Солдату всегда любопытно посмотреть на других солдат, тем более на иностранных. Хочется подметить, что у них хорошо, что плохо. Профессиональная привычка. Разглядеть их форму от плюмажа [58] Плюмаж — здесь: украшение из перьев на военном головном уборе.
на голове до последней пуговицы на гетрах [59] Гетры — теплая одежда, надеваемая на ноги и прикрывающая их от ступни до колен или до щиколоток.
, увидеть, как они маршируют. Это небезынтересно.
Так что я остановился. Господин Жан остановился тоже.
Барабанщики отбивали один из типично прусских маршей — с безостановочным ритмом. Позади них печатали шаг четыре роты лейб-полка. Однако они не уходили из города, просто это была военная прогулка. Мы с господином Жаном сошли с дороги, чтобы дать им пройти.
Барабанщики уже маршировали мимо нас, когда я почувствовал, что господин Жан крепко сжал мою руку, словно стараясь силой заставить себя стоять на месте.
Я взглянул на него.
— Что с вами? — спросил я.
— Ничего! — Вначале господин Жан побледнел. Теперь кровь прилила к его щекам. Можно было подумать, что у него закружилась голова и, как говорится, искры из глаз посыпались. Потом взгляд его сделался таким пристальным, что, казалось, никакая сила не сможет заставить его потупить взор.
Во главе первой роты, с левой стороны, и, следовательно, с той стороны, на которой мы стояли у дороги, шагал лейтенант.
Это был типичный немецкий офицер, каких и тогда и потом мы столько видели. Довольно красивый рыжеватый блондин, с глазами цвета голубого фарфора, холодными и жесткими; вид он имел самодовольный, походку развязно-фатоватую. Вопреки его претензиям на элегантность, в нем было нечто тяжеловесное. Что касается меня, то подобные щеголи внушают мне антипатию, даже отвращение.
Читать дальше