Василий Песков - Сельская Венгрия

Конечно, это лишь имитация прежней жизни. Пастухи после бешеной скачки, покуривая, слегка иронично говорят о туристах и своей необычной работе. Они нарядно одеты — черные войлочные шляпы с пером, жилетки, сапоги и что-то среднее между юбкой и штанами. Пастухи напоминают мне в эту минуту актеров на студии между съемками, когда те, скажем, в средневековых костюмах слушают музыку из карманных приемников, рассказывают анекдоты, жуют или устало дремлют, экономя силы для съемки.

— Я вас где-то видел… — говорю старшему из табунщиков. Действительно, его загорелое, мужественное и красивое лицо мне знакомо.

— А вы загляните еще разок в рекламную книжку…

Все понятно. В книжке и на плакате видел я это лицо.

Лайош Гарай выглядит лет на сорок. Такие играют обычно в ковбойских фильмах и позируют для рекламы сигарет «Мальборо». При некоторой иронии к своей службе Лайош, как видно, ею не тяготится — «с детства люблю лошадей», да и не все время надо показывать горожанам умение ездить. Лошадей-то надо и просто пасти.

— Сколько же за день в седле?..

— Да километров семьдесят набегает.

Табунщиков тут четырнадцать. С осени, когда вместо туристов станут приезжать в Хортобадь охотники на фазанов, косуль и зайцев, обязанность конников — быть егерями.

Вдали пылит возок с новой группой туристов, и Лайош протягивает руку:

— Извините. Мы должны продолжать.

Не по туристскому маршруту, а по согласованному с дирекцией пути — «куда хочешь» — едем в возке по степи. Трепеща крыльями в одной точке, как на нитке, висит пустельга. Выше кругами летает коршун. В белесом мареве маячат колодезные журавли, белые домики, овчарни. По статусу национального парка ничего, кроме овчарен, тут строить не полагается, даже электрических линий.

Из-под ног лошади чибис уводит маленьких, подвижных, как ртуть, птенцов. Пролетел с болота к усадьбе аист. Без дороги, по кочкам, по хрустящей корочке соли едем неспешно степью. И приезжаем наконец к пастухам, стерегущим странных серых громадных размеров большерогих коров. Когда-то таких держали как молочный и как тягловый скот. На коровах пахали, волов запрягали в повозки. Теперь мотор. Молоко же получают не от этих, дающих четыре-пять литров гигантов, а от швейцарских коров с удоем до тридцати литров в сутки. Но чтобы не исчезла порода, тут, в Хортобади, держат стадо в четыре сотни голов. Как диковинку коров показывают туристам. Они и правда диковинные! Быкам, чтобы в схватках не повредили друг друга, на рога надевают медные шарики. Корова-вожак носит на шее гулкий, с картуз размером, колоколец из танковой гильзы. У каждой коровы — теленок. Продвигаюсь в стаде, слегка рискуя, — коровы почти одичали.

Двое пастухов — совсем молодые ребята. В этом году окончили после гимназии сельхозшколу и сменили тут стариков. Оба наслаждаются вольной жизнью, ловят рыбу, купаются, наблюдают в жару неприметную, на самом же деле богатую жизнь «пусты». «Вчера утром подбегала лисица и вот с того бугорка лаяла на собак».

В избушке у пастухов газовая плита, приемник, с десяток потрепанных книжек. По стене на гвоздях — уздечка, бинокль, фонарь «летучая мышь». Семь собак помогают ребятам управляться с одичавшим стадом коров. Единственная проблема: ухитриться надоить молока.

— Удается?

— Вон ему удается, — кивает старший на совсем юного Ласло Тойкиша.

— Могу угостить, — поднимается Ласло, идет к колодцу и достает из него на веревке бидончик холодного молока, ломает на части каравай пахучего, слегка зачерствевшего хлеба. После жаркого дня лучшей еды не надо. Сидим, о том о сем говорим. Смирно рядом сидят собаки. Ласло делает жест им — призвать к порядку трех подошедших близко быков. С какой же радостью выполняется эта команда! Быки удаляются нехотя, как древние существа, силуэтами выделяясь на красном закате.

Зажигаются звезды над степью. Просвистели крыльями полетевшие на кормежку утки. И стало вдруг зверски холодно.

— Да, тут, в Хортобади, так. Днем — в рубашке, а ночью — впору тулуп. Прикройтесь, — кидает Ласло в повозку суконное одеяло.

Без дороги, чуя свой старый след, лошади резво бегут туда, где мерцают огни ночлега.

На второй день после обеда в Хортобади нас встретил Михай Бондай — орнитолог национального парка. Он был с биноклем, в больших вездеходах-ботинках, в защитного цвета одежде.

— Зовите — Мишка… — сказал он, обнаруживая застенчивость, сердечность доброго человека.