Тенцинг Норгей - Тигр снегов

Для меня, как и для всех детей, мир был поначалу очень мал. Он включал отца и мать, братьев и сестер, наш дом, нашу деревню, поля, пастбища и яков. На севере высились могучие вершины, на востоке и западе – другие горы, на юге терялась в лесах Дуд Коси, а о том, что лежало за всем этим, я ничего не знал. Но по мере того как я рос, я все больше узнавал о внешнем мире. Прежде всего о Тибете и о его свя­щенном городе Лхасе, о котором много говорили мои родители и ламы. Искренне верующие люди, отец и мать мечтали совершить паломничество в Лхасу, но путь был слишком долог и дорог, и они так и не по­пали туда.

Уже взрослым я понял, что кое в чем отличаюсь от большинства людей моего народа. Думаю, это от­личие зародилось еще в детстве. Помню, что я был очень застенчив и сторонился сверстников. Когда другие мальчики бегали друг за другом или играли глиной и камнями, я сидел один и мечтал о далеких краях и больших путешествиях. Я представлял себе, что пишу письмо одному знатному человеку в Лхасе, потом он приезжает и увозит меня с собой. Или, что я иду туда во главе большой армии. Иногда я сме­шил отца, прося его дать мне лошадь, чтобы я мог отправиться в путь. Всегда – ребенком, юношей, взрослым я хотел путешествовать, двигаться, путеше­ствовать и видеть, путешествовать и открывать; оче­видно, это стремление и определило весь ход моей жизни.

Мечты о Лхасе относятся к ранним годам моего отрочества. Потом я услышал и стал думать о других местах. Уже много лет шерпы из Соло Кхумбу ходили через горы и через лес в Дарджилинг, чтобы работать на чайных плантациях, или носильщиками, или рик­шами; возвратившись домой, они рассказывали о ви­денном. А затем началось нечто еще более интересное. Англичанин Келлас, путешественник и альпинист, нанял несколько шерпов в Дарджилинге сопровождать его в горы; несколько позже генерал индийской ар­мии Брюс тоже брал с собою шерпов в свои экспеди­ции, и вскоре большинство дарджилингских шерпов стали постоянно работать носильщиками и рабочими в экспедициях на гималайские вершины. Уже тогда, хотя в то время я, конечно, еще не знал об этом, наш народ стал приобретать славу лучших среди всех горцев, и эту славу мы с тех пор с гордостью сохра­няем.

В 1921, 1922 и 1924 годах состоялись первые три знаменитые экспедиции на Эверест, и в них участво­вали многие шерпы из Дарджилинга и Соло Кхумбу. Сколько было потом рассказов о чилина-нга – так мы называем людей из далеких краев – и о восхож­дениях почти до небес! Многие приходили в необыч­ной одежде и больших ботинках, каких мы никогда не видали до тех пор. Все это до того увлекало меня, что однажды я даже заплатил деньги, чтобы мне только позволили надеть такие ботинки, но они ока­зались настолько тяжелы и велики, что я не смог сту­пить в них и шагу… Эверест, Эверест – все говорили об Эвересте; тогда я и услышал впервые это слово. «Что такое Эверест?» – спросил я. «Это то же, что Чомолунгма, – отвечали они, – только мы были по ту сторону ее, в Тибете. Чилина-нга говорят, что это самая высокая гора в мире».

В 1922 году семеро шерпов погибли во время вос­хождения; все наше племя тяжело переживало это ужасное несчастье. Однако в 1924 году в горы пошло больше людей, чем когда-либо. Как раз в этом году альпинисты Меллори и Ирвин пропали недалеко от вершины. Я узнал их имена от возвратившихся домой солокхумбских шерпов-носильщиков и запомнил на­всегда. Двадцать девять лет спустя, когда мы с Хил­лари взошли на вершину, мы осмотрели все кругом, чтобы проверить, удалось ли им добраться туда перед гибелью. Мы ничего не нашли.

Никто из моей семьи не участвовал в этих первых экспедициях. Сам я отдал бы все, чтобы участвовать, но был слишком молод. Затем на некоторое время экспедиции прекратились, и в Соло Кхумбу все потек­ло по-старому. Я уже достаточно подрос, чтобы рабо­тать вместе с отцом и старшими братьями, а дел всегда было много. Мы выращивали картофель, яч­мень и немного цампы (своего рода кукуруза), смот­рели за своими овцами и яками, которые давали нам молоко, масло и грубую шерсть для одежды. Прику­пать нам приходилось только соль, иногда немного вяленого мяса из Тибета. Убой скота в Непале осуж­дается, так как большая часть страны хиндская. Да и у большинства буддистов существует такой запрет, поэтому мы не забивали своих яков. Правда, зато иногда выпускали немного крови из шеи яка, не уби­вая его, и смешивали эту кровь с пищей. Мы чувство­вали, что это укрепляет нас – вроде переливания крови, которое делают теперь больным в госпитале. Помню, что такие кровопускания делали обычно осенью, с наступлением холодов, причем не только ради нашего здоровья, но и для самих яков. После то­го как яки все лето хорошо отъедались на пастбищах, они часто становились задиристыми и дрались между собой или убегали, и кровопускание только успокаи­вало их.